— И ты так легко согласилась?
Крест усмехнулся, но в усмешке его Олесе ясно послышался укор. Возможно, это был голос ее совести, который она, как думала, заглушила в себе еще тогда.
— Я тогда была беременна, муж умер, — улыбка сошла с ее лица, больше она не притворялась. Опустила голову, потому что говорить было тяжело. — Единственный, кто мог мне помочь, вернее, кто захотел мне помочь, это был тот мент. Но на его условиях.
— М-м, понятно, — протянул Крест, и было неясно, разозлен он на нее или нет. — Заява об износе и никаких проблем. Надеюсь, твоя «неприятная ситуация» разрешилась? — Олесе снова почудился укор. — Оно хоть стоило того? Восемь лет моей жизни?
От его слов кровь прилила к щекам. Стало нестерпимо стыдно и больно.
— Я понимаю, что это не оправдание, но тогда я поверила, что ты и вправду виноват. Что та, другая, девушка просто боялась заявить на тебя, — это сейчас она «поумнела», поняла, что менты — не те люди, которым можно верить без оглядки.
— А сейчас?
— А сейчас я этому не верю, — твердо произнесла Олеся, наконец-то снова осмеливаясь взглянуть ему в глаза. — Ты хороший человек и пострадал ни за что. Я очень виновата перед тобой. Прости меня, пожалуйста, если можешь.
Крест опешил от ее искренних слов. Растерялся, что было на него совсем не похоже. Оттого и признался честно, за усмешкой скрывая замешательство:
— Не так уж и ни за что. Было дело. Менты у нас, — он засмеялся невеселым смехом, — их так все ненавидят, что они в одиночку ходить боятся. Друга моего на улице взяли и в отделение, «слоником»…
— Что?
— Противогаз на голову надели, две пачки сигарет вдули, пока наизнанку не вывернулся. Говорят, подписывай признание…
— А что он сделал?
— Ничего. Потом… — заметив потрясенный вид Олеси, он запнулся и, решив не расписывать в красках злоключения друга, ограничился лишь итогом «беседы» в полиции: — Короче, он теперь инвалид, передвигается только на коляске.
— А ты? — Олеся чувствовала, у истории было продолжение.
— Я? — теперь в глазах Креста замелькали довольные искорки, и он заговорил весело, без капли сожаления: — Мы мента этого, который Макса Сладких, друга моего, искалечил, с пацанами потом нашли, и я на роже ему вот такой плюсик ножом поставил, — он крестообразно махнул в воздухе рукой. — А он не дурак оказался — он меня не по моей статье, а по сто тридцать первой, «с плюсиком», за изнасилование… По твоему заявлению… Несправедливо, да? Или справедливо?
