— Гражданка, вы меня слышите? — позвал ее следователь, не дождавшись от нее ответа. — Заявление писать будем?
— Нет, — чуть слышно произнесла Олеся, чувствуя на себе пристальный изучающий взгляд оперативника, расположившегося на диванчике сбоку от стола, и насмешку, которая будто приклеилась к его губам.
— Почему же? — удивился следователь. — Крестовский вашу дочь увел? Увел. Вы его просили об этом? Нет. А если бы он ее не в парк повел, а сразу куда-нибудь на хату, развлекаться? Опыт в подобных развлечениях у него уже имеется.
Опер все это время молчал, с интересом наблюдая за монологом коллеги, и лишь после очередного отказа Олеси писать заявление, подал голос.
— Выйдем на минуту, — сказал он следователю.
— А вы пока подумайте хорошенько, — наставительно порекомендовал ей последний, выходя из кабинета вслед за опером.
Нет, заявление она писать не будет. Конечно, со стороны все выглядит не очень приглядно, но она-то знает, что Женя этот отсидел ни за что. Теперь она уже сильно сомневалась, что у него «имелся подобный опыт». Если несколько лет назад она поверила представителю закона, что того, кого она обвиняла, действительно следует упечь за решетку (потому что есть за что), то ее дальнейший опыт общения с ментами показал, насколько быстро они могут менять свои слова, насколько легко могут коверкать правду в угоду себе и обстоятельствам. Сейчас она отчетливо поняла, что никакого вреда Насте он не причинил бы, это она сама виновата, что проспала и не пришла за ней после уроков, а он, по-видимому, снова решил просто оказать ей услугу, помочь. Помог, блин, на свою голову.
В кабинет следователь вернулся снова в компании опера, и выглядел он при этом подозрительно довольным. Отчего-то неуловимо изменилась и манера его общения.
— Ну, что, подумали? — ласково спросил он, снова усаживаясь за стол, а опер устроился на диване в дальнем углу, закинул ногу на ногу и все с той же усмешкой взирал на Олесю.
— Я не буду на него заявлять, — решительно заявила она. — Он просто хотел помочь, потому и забрал Настю из школы.
— Ну-ну, — ядовито протянул следователь, постукивая карандашом по бланку заявления, так и оставшемуся нетронутым, и неожиданно резко перешел на «ты»: — А может, ты сама под него дочь подкладываешь, а? — грубо поинтересовался он, подавшись вперед. — За деньги продаешь свою дочь бывшему уголовнику?
Олеся задохнулась. Смотрела на него во все глаза, не в силах вымолвить ни слова.
