— Зачем же он тогда водрузил эту голову на парапет моста?
— Хм. Про это мне никто не сказал.
Себастьян принялся рассматривать неровно обрубленную шею трупа. Он снес больше голов, чем хотел бы помнить, тяжелой кавалерийской саблей с замаха на всем скаку. Но обезглавить человека, лежащего на земле, с помощью тонкой шпаги из трости должно быть значительно труднее.
— Легко ли было отрезать голову?
— Нет, нелегко, ты же сам видишь. В нашем случае пришлось рубануть с дюжину раз, а то и больше.
— Чудно. — Себастьян повернулся лицом ко двору.
В облачном покрове, оставшемся после ночного ненастья, начали появляться прорехи, но солнечные лучи пока едва просачивались. Из дома вышла женщина и остановилась на заднем крыльце. Невысокая и хрупкая, с огненно-рыжими волосами и бледной кожей, какая чаще встречается в Шотландии, чем во Франции. Она встретилась взглядом с Себастьяном, и он заметил, как ее ноздри раздулись, а губы сжались в ниточку. Женщина подхватила совок с корзиной и двинулась туда, где вдоль задней стены дома тянулась клумба с душистым горошком и незабудками.
Себастьян спросил:
— А мадам Соваж в курсе, что последние несколько лет ты засаживал этот двор остатками после вскрытий?
— Да, я ей сказал. Она ответила, что тем больше причин привести его в порядок.
Прислонясь к дверному косяку, Себастьян наблюдал за Алекси. Он знал ее историю, но лишь отчасти. Родилась в Париже еще до Революции, выучилась на врача в Италии. Но поскольку в Британии женщин-врачей не признавали, в Лондоне Алекси могла практиковать только в качестве акушерки. Как и Гибсон, она перешагнула за тридцать и, по ее собственному признанию, пережила двух мужей и двух любовников.
Четверо близких ей мужчин уже умерли, причем один от руки Себастьяна.
— Как там господинчик Саймон Сен-Сир? — поинтересовался Гибсон.
— Как ангел, пока часы не пробьют шесть вечера, а с этого момента начинает вопить словно резаный, и до полуночи его ничем не унять.
— Колики, да? Скоро это пройдет.
— Искренне надеюсь.
Хирург усмехнулся и прихромал, чтобы встать рядом. Взгляд Гибсона тоже сосредоточился на женщине, которая обрабатывала плотную черную землю возле дома.
— Я раз сто просил Алекси выйти за меня замуж, — сказал он со вздохом, — но она и слышать об этом не хочет.
— А говорит, почему не хочет?
— Говорит, все ее мужья умирали.
«Как и ее любовники», — подумал Себастьян, но смолчал и всмотрелся в худое измученное лицо друга.
— Она уверяла, будто может как-то помочь тебе избавиться от болей в отнятой ноге. — От болей и от опиумной зависимости. — Уже пробовала?
