– Ты должна мне солёный огурец и сало, помнишь? – спросил дядя Соня у меня в голове.
Я помнила, но только сейчас осознала, что для меня будет значить расплата.
– Эй, – встрепенулась я, – мне в этом теле ещё жить, так что ничего противозаконного.
– Стал бы я?
Мы встали, огляделись и прямиком направились к воротам. Ни парк, ни город дядю Соню не заинтересовал, только вывески. Он шёл вперёд, как хорошая ищейка, поймавшая след. Я уже знала, какой будет ночь. Мне мучительно хотелось отключиться от всего, не видеть, что моим телом будет творить дядя Соня, и в то же время я не могла позволить себе отпустить контроль, потому что, в конце концов, это моё тело.
Дядя Соня вошёл в питейное заведение, на дверях которого висела оборванная этикетка «24 часа». Горел тусклый свет, было грязно, стояла легкая вонь, атмосфера затхлости, столы из дерева, такие же лавки за ними. Меня порадовало, что народу мало. Справа сидели двое и тихо напивались. В углу бомжеватого вида старик набирался в одиночку. Ещё трое рассредоточились по залу, но были заняты собой. Моё появление заинтересовало разве что тётку за стойкой. Именно тётку: вместо макияжа боевой раскрас, неопределённого цвета кофта и заляпанный фартук, а поверх всего тяжесть прожитых лет и безнадёга.
– Милочка, что ты тут забыла? – басовита спросила она.
– Сало на чёрном хлебе с чесноком, огурчик, селёдочку и рюмку водки.
– Что, жизнь? – как-то понимающе протянула она.
Дядя Соня закивал.
– Выглядишь ты как-то… затрапезно.
Это была попытка вежливо попросить доказать ей, что мне есть чем расплатиться. Дядя Соня хмыкнул и извлёк из кармана несколько купюр, старательно разгладил и подтолкнул тётке. Она их быстро сгребла, пересчитала и весело уточнила:
– Может, сразу две рюмки?
– А давай! – не менее весело откликнулся дядя Соня.
Как же плохо мне будет утром.
Плохо мне стало гораздо раньше. Деньги у меня кончились быстро, так что дядя Соня отдал последнюю банкноту, подхватил принесённый графин, пользованную рюмку, тарелку с двумя огурцами, тарелку с маринованными опятами, вилку зажал в зубах и направился в зал. Столик он выбрал у стены, подальше от других посетителей. Я удивлялась, что никто из них так и не проявил ко мне интереса, но, может быть, это от того, что все они были не молоды, а в заведении не принято устраивать дебош. Дядя Соня пил и закусывал. Огурцы он схрустел в минуту, с грибами возился дольше. Беда началась, когда закуски кончились. Он просто отставил рюмку, притянул графин к губам и принялся пить водку, как воду.
