– Так помрешь же от нее, Вань. Погубит она.
– Умру для вас, а сам может и не умру…неизвестно. Неизвестность хранит меня. Всеобщая недоказуемость. Кто-то знает, что там, после смерти? Нет. Даже, если кто-то оттуда вернется и расскажет любопытные истории – я не поверю. Борь, нет ничего такого, что можно принять за Истину. Горькая правда…
– И что? Мне в хмелю раствориться? Опуститься, как ты?
– Мы все опущенные и оскорбленные, Борь. Ты в своей шахте копаешь уголь. Зачем? Ты что родился, чтобы уголь копать? Тебе не смешно? Вышел из мамки с ручками и ножками, вырос и копать уголь? На себя посмотри. Тебе разве неинтересно кто ты и зачем? Посмотри на руки. Они тебе зачем? Уголь копать? Разберись с основой бытия – вот главное. Может тогда и уголь не надо будет копать, Борис. Предназначение какое твое? Ответов нет и не будет, но уж точно не уголь копать всю жизнь.
– А водку пить и валяться в грязи на паперти – это каково?
– Я даже в таком состоянии не выделяюсь, Борь, от общей массы пены. Что пьянь вонючая, что благообразный – все едино – никчемная пена из пустых пузырьков. Что я, что вокруг меня окружающие людишки – все это бесцельные пузырки без смысла.
На этом друзья-товарищи разошлись – Ванька-бомж – на свою лежанку возле церкви, а Борька-шахтер – в свою уютную квартирку-могилку.
Дома, на своей тахте Ефимкин стал рассуждать обо всем под воздействием бесед с Ванькой. Его мысли полетели прочь. Далеко в бездну. Они возвратились. После чего, он стал смотреть на свои руки. Они казались ему бесполезными, ненужными. Наблюдая за ними, он не понимал их назначение. Боря крутил ими, выставлял к лампочке светильника, трогал, щипал. Это ему казалось важным. Хотел выяснить предназначение, но, не найдя ответов, обратил свое внимание к ногам, а затем к голове. Вопросы к самому себе не прекращались. Смысл элементов своего тела был неизвестен для него. Боря стал пить воду – и тут возникли вопросы – зачем, куда она льется, почему отверстие в голове? Не найдя ничего разумного, стал смотреть на стены и потолок – они ему казались лишними, беспричинными. Крутя головой и обозревая обступающее его пространство, Борька пришел к выводу, что все бессмысленно. И тахта, и тарелки, и стулья в комнате являлись для него абсурдными. Отсутствовала смысловая нагрузка. “Что есть необходимым? Для чего все? ” – терзал себя вопросами Борис.
В шахте Ефимкин успокоился – ему спокойно было под землей. Не мешали даже шахтерские движения, гул, рокот. Он залег в далеком забое в свою любимую канавку, ранее вырытую, и не думал ни о чем. Ему удавалось это. На поверхности было тяжко – одолевали и мучили собственные вопросы ко всему.
