Подошла ко мне, обняла меня за щеки, маникюр новый, реснички, прическа. Думаю, какая же она у меня красивая. Люблю ее в общем, понимаешь? Прям до гроба.
Но вот, как щелкнуло у меня в тот момент, понимаешь? Я такой смотрю на ее маникюр и думаю, а откуда деньги взяла? Спрашиваю её злостно: «Свет, а ты на какие шиши ресницы себе запилила и маникюр сделала?». Она, не чуть не смутившись, мне, Георгиевич, ответила: «Из детской копилки взяла».
Не ожидал ответа такого, честно скажу. Меня как ножом по сердцу. По столу кулаком треснул с силой, да услышал, как пацаны заплакали. Стою, смотрю на нее глазами бешенными. Злой, как скотина, и думаю: «Вот пиндосы проклятые».
И вот сегодня, а это было спустя пять дней, после смены рабочей я пошел прямо к зав. филиалом: надо было работу вторую у него выпросить, хотя бы на полставки – охранником, дояром, конюхом. Мне уже было плевать. Хоть кем. Что может быть хуже подметальщика навоза?
Пролетел по крыльцу и по стандартной схеме: мимо охранника, налево, мимо трех дверей заместителей заведующего филиалом, которые почти всегда закрыты – в командировках вечных, говорят. И последняя дверь – начальская.
Дергаю за ручку – закрыто. Проверил на часах время – еще рабочее, да и машина шефа еще у крыльца стоит. Дернул второй раз – закрыто, в замочную скважину посмотрел, а ключ изнутри. Думаю, елки-палки, случилось чего, у него же диабет сахарный, мало ли закрылся, чтобы никто не видел, как инсулин в живот вводит, и случилось что-то. Может прихватило сердце?
Я в панике, отхожу назад, разбегаюсь и со всей скорости врезаюсь в дверь – выбиваю с первого раза.
Провалом это назвать, думаю, можно. Георгиевич, только между нами. Передо мною, в 5 метрах, стоит весь красный и пыхтит над Люсей Зосимовой, лежащей животом вниз на столе, начальник и кричит сиплым голосом: «Показать тебе как в 45-ом? Ну что повторим?». Люся что-то кричала непонятное по-немецки. Я стоял в оцепенении. На грохот прибежал охранник Вася Зосимов. Он встал рядом со мной, огляделся. Ну и тут, как ты уж понял, началась настоящая битва за Севастополь.
На следующий день начальник меня вызвал к себе. Глаз его не было видно, синяки были огромные. Васи на посту охраны не было, Люси тоже. Ссадины и кровоподтеки на лице зав. филиала напугали меня. Я было начал говорить, что испугался, что, мол, сердце, думал, прихватило, помочь хотел, но он перебил и сказал: «Оптимизация, мать его, производства», – и протянул мне листок бумаги с уже накиданным текстом. «Подписывай, падла!». И я подписал.
