Наш дикий зов. Как общение с животными может спасти их и изменить нашу жизнь | страница 39

Глобальная перезагрузка в отношениях между людьми и другими животными, а также друг с другом, потребует новой оценки наблюдательной эмпатии. Возможно, когда-нибудь критический антропоморфизм будут преподавать восторженным шестиклассникам, аспирантам по биологии или студентам-психологам, медикам, будущим воспитателям, учителям или политикам.

Грин так же, как Гордон Бургхардт и Пол Дейтон, верит, что человеческая способность воспринимать чувствами мир других животных однажды будет считаться необходимой для защиты всего живого, окружающего нас. Что развитие этой способности будет особенно важно для защиты не столь харизматичных животных, и особенно тех тварей, которые имеют возможность убить нас. «Мы говорим “сочувствие, эмпатия” – пишет Грин, – это вполне понятная натяжка, когда речь заходит о животных без меха или перьев, тем более, когда у них нет конечностей и подвижных век. Тем не менее, если люди начнут ценить гремучих змей, то изменить отношение к беркутам и барсукам будет намного легче». Грин сдержанно оптимистичен в отношении изменения взглядов. Если верить фотографиям маленького мальчика в подгузнике, сделанным Робином Муром, то даже у кузнечиков есть шанс.

Большинство людей в детстве оказываются способными завязать глубокие тесные взаимоотношения с другими животными, а затем наступает своего рода амнезия. Однако некоторые никогда не теряют этого навыка, а кто-то открывает его для себя заново и посредством этого умения попадает в иной, неизведанный мир.

Когда Алан Рабинович рос в Бруклине, он так сильно заикался, что не мог общаться с другими людьми. Иногда, когда он пытался заговорить, его тело сотрясалось в болезненных спазмах. В то время, в 1950-х годах, это состояние было известно как «замороженный рот». «В детстве я каждый день приходил домой из школы, где тосковал по темноте и безопасности своего шкафа», – вспоминал он в интервью 2014 года, данном им Диане Рем.

Когда ему было четыре или пять лет, случилось нечто удивительное. То, что определило его дальнейшую жизнь. Он понял, что может разговаривать с животными. Сначала он обращался к своим питомцам, «хомячкам, песчанкам – домашним животным в нью-йоркском стиле». Однажды утром отец повел его в зоопарк Бронкса и там с удивлением увидел, как преобразился его сын. Алан чувствовал себя комфортно, его напряжение спало. Посещение зоопарка стало ритуалом.