Вот что интересно: три последние главы седьмой части книги написаны удивительно круто. Это сто́ит почитать всем. Чувиха спятила по полной программе, причем не в какой-то момент, а постепенно. Сначала она узнавала себя в зеркале, хотя и с трудом (вот это было бы неплохим началом романа, а лучше — повести). Потом, как известно, сломала кайф машинисту. Этот момент замечательно описан Толстым, как будто он сам лежал на рельсах под проходящим поездом.
3. «Воскресение». Этот роман — лучшее из написанного Толстым (из того, что я читал), и его можно было бы считать неплохим, если бы не откровенно педерастическая сцена во время Пасхи. Герой целуется с каким-то мужиком взасос, прикрывая сей акт идеей воскрешения Христа. Описано это с таким смаком, что у людей альтернативной сексуальной направленности наверняка что-то начинает шевелиться в штанах, а людям традиционного склада хочется проблеваться.
В «Воскресении», впрочем, действительно есть идея. В конце идет интересная протестантская гонка о Боге. Не удивительно, что батюшки заточили на графа зубы.
Резюме: нормальному человеку Толстой скорее принесет больше вреда, чем пользы.
>02. 2009. Уничтожено модератором
Между двух Солярисов
>(обсуждение на форуме
>фильмов Тарковского и Содерберга)
Дурачье вы почти все, пипл. Фантастичность «Соляриса» Содерберга заключается вовсе не в том, что действие происходит за пределами Земли. Есть фильмы куда более фантастические внутренне, например «Влюблен по собственному желанию». Баба приходит к практически незнакомому алкашу и начинает мыть ему посуду. Вы такое в жизни видели?
Конечно, оба режиссера загнули отсебятины, но эта отсебятина прекрасна! Тарковский великолепно снял предсмертный монолог Гибаряна (кстати, где этот актер? Больше я его нигде не видел), у Содерберга финал видеозаписи смазывается в пиксели под траурную музыку; если не ошибаюсь, этот кадр показывают три раза; Тарковский игнорирует весьма важную сцену визита мертвого Гибаряна к Кельвину (не важно, что это сновидение, на Солярисе разницы почти нет), а Содерберг поставил ее, и в несколько десятков секунд сумел вложить в сцену нужный смысл. Правда, у Содерберга отсутствует сцена в библиотеке — самая гениальная сцена в истории кино, но ведь ее и у Лема не было. Да, много отсебятины и у одного, и у другого. А что вы хотели?
За что я люблю фильм Содерберга — за то, что это по-настоящему фантастический фильм. Не было никогда никакой фантастики. Роман Лема и фильм Тарковского — реализм в фантастической упаковке.
