Он ударил себя кулаком в грудь.
— Вы не представляете, сколько еще тут силы! Надо было только поверить в меня, Кристиана. Я, конечно, медведь, но медведь — это сила. И преданность. А ведь я ничего не просил бы взамен, лишь иногда… немного ласки, и даже не ласки — просто внимания, нежного слова.
— Ришар!.. Умоляю вас, успокойтесь!
— Не желаю. Надоели мне тихие, спокойные люди с их мелочными расчетами и мелкими интересами. Одно только слово, Кристиана: соглашение подписано?
— Нет.
— Когда Юбер должен его подписать?
— Не знаю. Через несколько дней. Он все никак не решится.
— Не решится! Узнаю его. Вот уже сорок лет, как он не решается жить. Что ж, может, еще не поздно начать. Пропадать, так пропадать, и лучше уж подохнуть в бою. Телеграфируйте ему, Кристиана. Запретите ему подписывать. Пока еще хозяин я, слышите! Он согласится. Ничего не поделаешь, придется согласиться. Плевал я на его миллионы. Если он их потеряет, значит, они ему были не по плечу. Но если я выиграю, он станет в десять раз богаче. Сейчас я ставлю его деньги против своей шкуры. Я запрещаю ему колебаться.
Он встал, обогнул кресло, в котором сидела Кристиана, и, наклонившись к ней, сказал тихонько:
— Кристиана, Лотье ошибся. Что бы ни случилось, я никогда не стану опасным для вас. Даже если бы я сошел с ума, никогда я не причинил бы вам зла. Я на вас не сержусь. Вы приехали сюда, чтобы не спускать с меня глаз. Вы изолировали меня, поместили отдельно от всех, относитесь ко мне, как к душевнобольному, но мне это безразлично. Позвольте мне только провести отсюда мою последнюю битву. Ради вас, Кристиана. Потому что мне хотелось бы…
Наклонившись внезапно, он прислонился щекой к щеке жены.
— Все было бы так легко, если бы вы меня любили!
Кристиана не шевелилась. С необычайной нежностью Эрмантье закрыл ей глаза рукой. И ощутил под пальцами влагу слез.
— Ах, Кристиана, — прошептал он, — я на это не надеялся…
Он долго молчал, весь сжавшись, ибо чувствовал себя беззащитным перед лицом счастья.
И тут как раз уловил запах. Сначала он решил, что это ему почудилось. Не двигаясь, он старался определить, откуда исходит запах. Это мог быть букет, которому забыли сменить воду. Разве некоторые цветы, увядая, не пахнут лакрицей? Однако это был не запах увядших цветов.
Эрмантье услыхал едва слышный скрип и понял, что никакой ошибки быть не может. Пахло лакричными пастилками.
Он неторопливо распрямился, убрал руку, закрывавшую глаза Кристианы. Никто не мог услыхать бешеные удары его сердца.
