— А твоя жена? Она не может тебе помочь?
— Кристиана? Да ты ведь ее знаешь… Тут председатель, там секретарь, еще где-то казначей… Нет, Кристиана — женщина, что называется, чрезвычайно занятая.
Эрмантье ощупью отыскал спинку своего кресла и тяжело опустился в него.
— Все как прежде, — прошептал он. — Я делаю деньги. Они их тратят. Мой брат… Помнишь Максима?
— Этого баловня? Еще бы! Хотя с тех пор прошло немало времени… Что с ним сталось? Как его сердце? Помнится, вы очень беспокоились на этот счет.
— От него можно ожидать чего угодно. Это ребенок. Сущий ребенок… Тебе ни за что не угадать его последнего увлечения… Можешь себе представить — джаз. Да-да! Он играет на саксофоне. Сам посуди, хорошо ли это для его здоровья? Кристиана просто вне себя. Еще бы: ее деверь — шут гороховый! Что же касается Жильберты, моей падчерицы, то она решила вдруг заняться философией. Готовит какой-то диплом. Само собой, меня в такие вещи не посвящают. Хотя я знаю, что она обручилась с каким-то там архитектором. Проводит каникулы в семействе этого молодого человека, у которого, разумеется, ни гроша за душой. Стало быть, еще одного придется посадить на шею. На это папаша Эрмантье пока годится. И при всем том они желают, чтобы я отдыхал! Им кажется, что завод может работать сам по себе.
— Все готово, — крикнула Кристиана с лестницы.
— Сейчас иду, — ответил ей Эрмантье. — Нет, старик, побудь еще немного. Пускай теперь они меня подождут.
— Я рад, что повидал тебя, — сказал Блеш. — Жаль только, что ты в таком состоянии. В прошлый раз ты, помнится, был гораздо лучше. Разумеется, речь не о глазах, не о физическом здоровье. Я имею в виду твое настроение.
— Что поделаешь! — вздохнул Эрмантье. — Семейное бремя вообще вещь тяжелая, а уж о моем и говорить нечего. Особенно теперь! Оставайся холостяком, старик! А если все-таки надумаешь жениться, не вздумай брать в жены вдову директора, уж поверь мне. Сколько бы ты ни старался: удвоишь, утроишь капитал, — к тебе все равно будут относиться как к мальчику на побегушках… Ну а у тебя-то самого как дела? По-прежнему занимаешься журналистикой?
— Да. Заехал вот повидаться с матерью и сегодня вечером опять уезжаю в Вену. Профессия утомительная, что и говорить, но я не променял бы ее ни на какую другую.
— Даже на мою?
— Даже на твою.
Они рассмеялись.
— Подумать только, — пошутил Эрмантье, — кто бы мог предположить, когда мы оба ходили в школу на улице Сержанта Бландана, что ты станешь известным журналистом?
