Ну что там еще? Что он сказал такого удивительного? Почему она не отвечает и вообще не подает признаков жизни? Он чувствовал, что она окаменела, стоя перед ним.
— В чем дело, Марселина? Ступайте, вы слышали меня?
— Да, месье. Она с трудом выдавливала из себя слова, голос ее дрожал.
— Из своей комнаты я смогу опекать его. Ему следует быть благоразумным.
— Да, месье.
— Что такое? Вы плачете? Марселина! Вернитесь!
Но она уже исчезла на лестнице. Стало быть, она искренне любит Максима! В конце концов, он, возможно, напрасно плохо думает о ней. В свою очередь он тоже поднялся по ступенькам. Аромат гвоздик и роз проник даже сюда, наполнив коридор. Он вошел к себе в комнату, придвинул кресло к окну и закурил сигарету. Измученный бессонной ночью, он незаметно уснул, и глазам его привиделись восхитительные сны. Он не слышал, как вернулся «бьюик». Не слышал ни шепота на первом этаже, ни шагов на лестнице. Кристиане пришлось несколько раз постучать к нему в дверь. И тогда краски поблекли под его веками, силуэты растаяли, вернулась тьма, и он проснулся с тяжелой головой, чувствуя себя неуверенно и не сознавая полностью, где находится.
— Это я, Кристиана.
Он тут же вскочил.
— Входите же, Бога ради. Где он?
Эрмантье сразу все понял. Он тяжело опустился в кресло.
— Он уехал, — сказала Кристиана. — Мы его уже не застали.
— Был поезд?
— Да, парижский… Юбер на всякий случай отправил ему телеграмму в Лион за вашей подписью: «Все улажено. Возвращайся. Целую».
— В первый раз довелось услышать, что он умно поступил по собственной инициативе, — проворчал Эрмантье. — Будем ждать! Надеюсь, этот дурачок Максим…
— Ну конечно, — подхватила Кристиана. — И напрасно вы так переволновались.
Она умолкла в нерешительности, потом продолжала:
— А знаете, кого я встретила в Ла-Рошели? Беллемов.
— Они меня не интересуют.
— Они долго расспрашивали меня о вас… Завтра они заедут.
— Что?
— Я предупредила их, что вы не совсем хорошо себя чувствуете и, возможно, не выйдете из комнаты.
— Разумеется! Я и раньше-то терпеть их не мог! А уж теперь…
— Мне трудно было проявить нелюбезность по отношению к людям, которые всегда соблюдали отменную вежливость. Но я скажу им, что вы нездоровы.
— Да вы и сами-то, как я понимаю, не стремитесь показывать меня гостям. Признайтесь.
— Ришар!
— Бог знает, что они увидят и подумают, не так ли? Может, они ужаснутся? Нет? Не то?
— Ришар! Я не люблю, когда вы так говорите. — Предположим, что я пошутил. А почему они все-таки хотят к нам приехать, ваши Беллемы?
