Мошкин. Во-первых, за ваше посещение; во-вторых... я вижу, вы любите моего Петрушу... У меня не было детей,
Родион Карлыч... но я не знаю, можно ли к сыну больше привязаться, чем я к нему... Так вот это-то меня и трогает, просто так трогает, что и сказать нельзя... (У него слезы навертываются.) Вы извините меня... (Понизив голос, словно самому себе говорит.) Что это? как не стыдно... (Смеется, достает платок, сморкается и украдкой утирает глаза.)
Фонк. Мне, поверьте, очень приятно видеть такие чувства...
Мошкин (оправившись). Вы извините откровенность старика... но я столько об вас наслышался... Петруша отзывается об вас с таким уважением... Он так дорожит вашим мнением... Вы увидите мою Машу, Родион Карлыч: вы увидите... как перед господом богом говорю, она составит его счастие, Родион Карлыч; она истинно прекрасная девушка!
Фонк. Я нисколько в этом не сомневаюсь... Одно расположение друга моего, Петра Ильича, уже громко говорит в ее пользу.
Мошкин (опять впадая в благоговение). Так-с, так-с...
Фонк. Я, с своей стороны, Петру Ильичу от души желаю всякого добра. (Помолчав немного.) А позвольте узнать, вы, кажется, в первом департаменте столоначальником служите?
Мошкин. Точно так-с.
Фонк. У кого в отделении, смею спросить?
Мошкин. У Куфнагеля, Адама Андреича.
Фонк (с уважением). А! Отличный чиновник! Я его знаю. Отличный чиновник!
Мошкин. Как же-с, как же-с! (Помолчав.) А позвольте полюбопытствовать ведь уже с полгода будет, как вы с моим Петрушей познакомились?
Фонк. С полгода.
Г-жа Пряжкина выходит из боковой двери, разряженная в пух, с большим бантом желтых лент на чепце, она тихонько подвигается к говорящим, слегка приседая им в спину и перебирая снурки ридикюля.
Мне в вашем приятеле особенно нравится то, что он, можно сказать, молодой человек с правилами...
Мошкин внимательно слушает.
Это в наше время редко. В нем нет этого ветра... знаете, ветра...
Вертит рукой на воздухе; Мошкин также вертит рукой и одобрительно
кивает головой.
А это важно. Я сам также молодой человек...
Михаиле Иваныч делает движение, как бы желая сказать: о, помилуйте!
Я не какой-нибудь Катон... но...
Пряжкина (скромно, но громко кашляя дискантом). Эхем!
Фонк останавливается и оглядывается; Мошкин оглядывается тоже. Пряжкина приседает.
Мошкин (с некоторой досадой). Что вам надобно, Катерина Савишна?
Фонк медленно приподнимается. Мошкин тоже встает. Пряжкина (с смущением). Я-с... я-с... пришла к вам-с... Фонк ей важно кланяется, она приседает ему и умолкает.
