Нелли тараторила свое: «Нужно уметь себя контролировать! Нужно уметь себя контролировать!». Согласен, нужно. Но не всегда получается. Нелли знала, кто он есть. Поэтому ее причитания, что он мог трансформироваться у всех на глазах, безосновательны не были.
Таким образом, Александра лишили горячей страстной ночи, а также утра, дня и «полдника»…вплоть до этого момента. Вместо качественного секса с вожделенной любовницей он ограничился восставшим членом и рукой в ванной комнате. Было бы смешно, если бы не столь печально. Для него такое положение – страшнее пыток: лежать в одной пастели с любимой, желанной женщиной и не иметь возможности к ней прикоснуться; смотреть на нее, ласкать глазами, но вместо горящих желанием очей и кокетливой томной улыбки наблюдать одну лишь спину. А затем представлять: представлять, как обнимаешь, прижимаешься к теплому податливому телу своей широкой вздымающейся грудью, которая вздрагивает от малейшего ее касания; дотрагиваешься до мягкого живота, решительно притягиваешь ее к себе, к своему ноющему, изнывающему паху и опускаешься ниже – ниже дрожащей рукой к горячему, влажному лону, чтобы проникнуть в него пальцем. Двумя и глубже, и ощутить восхитительный момент, как она вздрагивает и сжимает твою руку в тисках своих нежных ног. А ты входишь, врываешься сзади и слышишь протяжный полустон-полувсхлип, смешанный с твоим грудным рычанием…
…а затем отворачиваешься, поднимаешься на ноги и в спешке покидаешь комнату, в поисках ванной подальше, понимая, что твое яркое, бурное воображение сыграло очередную злую шутку. И ты мог бы ее взять – ты имел на то право, ты просто должен был; она бы стерпела, не воспротивилась – она должна была так поступить, дать тебе то, в чем ты нуждался,… но ты не был насильником. Мать твою, ты не был чертовым насильником! А как хотел. Это любовь. Это та самая дрянная любовь, которая не дает ни вздохнуть, ни выдохнуть, не побоявшись навредить своей мучительнице. Дьявол, как же он ее любил! И как хотел подмять под себя! Ему хотелось с ней секса – дикого, бурного, необузданного. Плебейского! Хотелось грубо раздвинуть ей ноги и проникнуть в страстью томимое лоно. Пусть он невежественен, пускай примитивен в своих желаниях, однако он честен. Честен с собой и с ней. Он не прикасался к ней всего лишь день, но изнывал от желания, как зек: зек, что годами не знал тела женщин.
А потому его суточному целибату сегодня настанет конец. Не хочет, так захочет.
