Давыд рванулся с постели.
- Не оскорбляйте ее, говорят вам!
- Молчи!
- Не смейте...
- Молчи!
- Не смейте позорить мою невесту,-закричал Давыд во всю голову,- мою будущую жену!
- Невесту! - повторил отец и выпучил глаза.- Невесту!-Жену! Хо, хо, хо!.. (Ха, ха, ха,-отозвалась за дверью тетка.) Да тебе сколько лет-то? Без году неделю на свете живет, молоко на губах не обсохло, недоросль! И жениться собирается! Да я!.. да ты...
- Пустите, пустите меня,-шепнула Раиса и направилась к двери. Она совсем помертвела.
- Я не у вас позволения буду просить,-продолжал кричать Давыд, опираясь кулаками на край постели,-а у моего родного отца, который не сегодня-завтра сюда приехать должен! Он мне указ, а не вы; а что касается до моих лет, то нам с Раисой не к спеху... подождем, что вы там ни толкуйте...
- Эй, Давыдка, опомнись! - перебил отец,- посмотри на себя: ты растерзанный весь... Приличие 'всякое потерял! Давыд захватил рукою на груди рубашку.
- Что вы ни толкуйте,- повторил он.
- Да зажми же ему рот, Порфирий Петрович, зажми ему рот,-запищала тетка из-за двери,-а эту потаскушку, эту 'негодницу... эту...
Но, знать, нечто необыкновенное пресекло в этот миг красноречие моей тетки: голос ее порвался вдруг, и на место его послышался другой, старчески сиплый и хилый...
- Брат,-произнес этот слабый голос.-Христианская душа!
XXIII
Мы все обернулись... Перед нами, в том же костюме, в каком я его недавно видел, как привидение, худой, жалкий, дикий, стоял Латкин.
- А бог! - произнес он как-то по-детски, поднимая кверху дрожащий изогнутый палец и бессильным взглядом ос
матривая отца.-Бог покарал! а я за Ва... за Ра... да, да, за Раисочкой пришел! Мне... чу! мне что? Скоро в землю-и как это бишь? Одна палочка, другая... перекладинка-вот что мне... нужно... А ты, брат, бриллиантщик... Смотри." ведь и я человек!
Раиса молча перешла через комнату и, взяв Латкина под руку, застегнула ему камзол.
- Пойдем, Васильевна,-заговорил он,-тутотка все святые; к ним не ходи. И тот, что вон там в футляре ле" жит,-он указал на Давыда,-тоже святой. А мы, брат, с тобою грешные. Ну, чу... простите, господа, старичка с пер" чиком! Вместе крали!-закричал он вдруг,-вместе крали!! вместе крали!-повторил он с явным наслаждением: язык наконец послушался его.
Мы все в комнате молчали.
- А где у вас... икона тут?-спросил он, закидывая голову и подкатывая глаза,- почиститься надо.
Он стал молиться на один из углов, умиленно крестясь, по нескольку раз сряду стуча пальцами то по одному плечу, то по другому и торопливо повторяя: "Помилуй мя, го... мя го... мя го!.." Отец мой, который все время не сводил глаз с Латкина и слова не промолвил, вдруг встрепенулся, стал с ним рядом и тоже начал креститься. Потом он обернулся к нему, поклонился низко-низко, так что одной рукой достал до полу и, проговорив: "Прости меня и ты, Мартиньян Гав-рилыч", поцеловал его в плечо. Латкин ему в ответ чмокнул губами в воздухе и заморгал глазами: едва ли он хорошенько понимал, что он такое делает. Потом отец мой обратился ко всем находившимся в комнате, к Давыду, к Раисе, ко мне.
