Но тут вдруг кто-то судорожно продирается вперед... Это Василий.
- Что же это вы, православные,- кричит он слезливо,- откачивать его надо. Это наш барчук!
- Откачивать его, откачивать,-раздается в толпе, которая .беспрестанно прибывает.
- За ноги повесить! Лучшее средствие!
- На бочку брюхом - да и катай его взад и .вперед, пока что... Бери его, ребята!
- Не смей трогать!-вмешивается солдат с пикой.-На гуптевахту стащить его надо.
- Сволочь!-доносится откуда-то бас Трофимыча.
- Да он жив! - кричу я вдруг во все горло почти с ужасом. Я приблизил было свое лицо к его лицу... "Так вот каковы утопленники",-думалось мне, и душа замирала... И вдруг я .вижу-губы Давыда дрогнули, и его немножко вырвало водою...
Меня тотчас оттолкнули, оттащили; все бросились к нему.
- Качай его, качай!-зашумели голоса.
- Нет, нет, стой!-закричал Василий.-Домой его... домой!
- Домой,-подхватил сам Траяквиллитатин.
- Духом его сомчим, там виднее будет,- продолжал Василий... (Я с того дня полюбил Василья.) Братцы! рогожки нет ли? А не то - берись за голову, за ноги...
-Постой! Вот рогожка! Клади! Подхватывай! Трогай! Важно: словно в колымаге поехал.
И несколько мгновений спустя Давыд, несомый на рогоже, торжественно вступил 'под кров нашего дома.
XX
Его раздели, положили на кровать. Уже на улице он начал подавать знаки жизни, мычал, махал руками... В комнате он совсем пришел в себя. Но как только опасения за жизнь его миновались и возиться с ним было уже не для чего-негодование вступило в свои права: все отступились от него, как от прокаженного.
- Покарай его бог! покарай его бог!-визжала тетка на весь дом.-Сбудьте его куда-нибудь, Порфирий Петрович, а то он еще такую беду наделает, что не расхлебаешь!
- Это, помилуйте, это аспид какой-то, да и бесноватый,- поддакивал Транквиллитатин.
- Злость, злость-то какая,- трещала тетка, подходя к самой двери нашей комнаты для того, чтобы Давыд ее непременно услышал,- перво-наперво украл часы, а потом их в воду... Не доставайся, мол, никому... На-ка!
Все, все негодовали!
- Давыд! - спросил я его, как только мы остались одни,--для чего ты это сделал?
- И ты туда же,- возразил он все еще слабым голосом:
губы у него 'были синие, и весь он словно припух.-Что я такое сделал?
- Да в воду зачем прыгнул?
- Прыгнул!-Не удержался .на перилах, вот и вся штука. Умел бы плавать нарочно бы прыгнул. Выучусь непременно. А зато часы теперь - тю-тю!..
Но тут отец мой торжественным шагом вошел в нашу комнату.
