— Что это у него на спине? Жуть какая, — комментирует Аманда. — Если уж мучиться на столе татуировщика, то ради чего-то красивого.
— Это — красиво, — не соглашаюсь я, вскидывая брови. — Или, по-твоему, хороши только веточки сакуры?
У Аманды на плече имеется одна такая.
— Ты действительно так думаешь или тебе просто понравился массачусетский мальчик?
— Считаешь, я буду говорить не то, что думаю, лишь бы другие не приписали мне то, чего я не чувствую? — уточняю я.
— Ты всегда так сложно говоришь, Шерри. Сразу видно — дочка ректора.
Я мучительно прикрываю глаза. Эта тоскливая вечеринка только началась, а мне уже дико хочется уехать. Я снова перевожу взгляд на Майлза, который теперь лежит в шезлонге. Я видела его без рубашки достаточное количество раз, чтобы быть готовой к этому зрелищу, но все равно чувствую смущение и непривычную сухость во рту. Может, он и не самый красивый парень, но круче подавляющего большинства здесь собравшихся, и моему самообладанию эта мысль совсем не помогает.
— У меня закончилось пиво. Схожу.
— И мне захвати, а то так лень.
Подавив порыв принести Аманде пиво и вылить прямо на голову, я направляюсь в дом и набираю себе полный стакан, чтобы едва ли не врезаться в дверях в очередных двух сплетниц:
— По-моему, он сейчас отымеет ее прямо в бассейне.
Я знаю, о ком они. Едва ли Стефан с подружкой успели за пять минут моего отсутствия вылезти из бассейна. Они были слишком заняты друг другом.
— Чему ты удивляешься? Каролину он поимел на бильярдном столе, и она сказала, что это был лучший секс в ее жизни.
Меня накрывает ярким, взрывным раздражением, от которого отделаться просто не получается.
— Лучший секс в жизни сейчас устрою вам я, если не уберетесь с дороги.
Они подпрыгивают и резво освобождают проход, а я пытаюсь понять, что именно на меня нашло. Обычно я не кидаюсь на людей, замешкавшихся в дверях. Должно быть, эта неделя вымотала меня настолько, что не осталось сил на нормальные, взрослые реакции в ответ на совершенно безобидные вещи. Фейрстах, Эммерсон, Докери и Масконо — четыре всадника моего персонального Апокалипсиса.
— А мое пиво? — жалобно тянет Аманда. Хорошо хоть не требовательно.
— Ох, я забыла, — изображаю я улыбку, в которой ни капли раскаяния.
Если она думает, что после всех тех гадостей, что она мне говорит, я стану таскать ей напитки — она ужасно ошибается.
