Ванька не встает и не приглашает садиться гостей, смотрит нахально.
Анкудим (распаляясь): – Ты что же это с дочерью нашей делаешь?
Ванька: – А тебе чего? Была твоя дочь, а теперь мне жена. Не тебе у меня отчета спрашивать.
Анкудим (дрожа): – Знаешь что… Ты еще не бог знает какой член! Я на тебя и управу найду!
В сердцах выходит и хлопает дверью. Марья Степановна устремляется было за ним, но через секунду возвращается. Ванька усмехается и садится на кровати.
Марья Степановна (слезно): – С докукой я к тебе, Иван Семеныч. Статья небольшая, а просьба велика. Вели свет видеть, батюшка! (Кланяется в ноги). Смирись, прости ты ее! Нашу дочку злые люди оговорили: сам знаешь, честную брал… (Плачет).
Ванька (ломается, куражится): – Я вас и слышать теперь не хочу! Что хочу теперь, то над всеми вами и делаю, потому что я теперь в себе не властен, а Филька Морозов мне приятель и первый друг.
Следующая картина
Сени, темно. Шепчутся мать Ваньки и заплаканная Марья Степановна. Рядом с ними щель в горницу, доносится ванькина ругань.
Марья Степановна: – Что же теперь будет-то, голубушка? Пособи уж ты! Ведь и вправду насмерть прибьет!
Мать: – Да я что ж могу, милая! Меня-то он разве слушает! Опять все это Филька Морозов, черт окаянный. А через него и наш от рук отбился.
Марья Степановна (испуганно): – Что, неужто опять вместе закурили?
Мать: – Куды! И приступу к нему нет. А Филька тот и совсем как есть опился. Слыхала – все свое порешил и в наемщики к Михайлову нанялся, в солдаты за старшого сына пошел. Так он мало, что деньги сполна получит, он теперь до того самого дня, как свезут его, у них надо всем в доме стал полный господин. Такое над хозяином настроил, так только святых вон понеси!
Марья Степановна: – Ох-ох!
Мать: – Я, дескать, за твоего сына в солдаты иду, значит, ваш благодетель, так вы все мне уважать должны, не то откажусь. Так Филька-то у Михайлова-то дым коромыслом пустил, с дочерью спит, хозяина за бороду кажинный день после обеда таскает – все в свое удовольствие делает. Кажинный день ему баня, и чтоб вином пар поддавали, а в баню его чтоб бабы на своих руках носили. Ну, понятно, опять без просыпу гуляет, опять товарищи набежали, и наш первый пристроился. И не стыдно ему, что этот самый Филька вот только перед тем бил его да ославлял. Филька только поманит, а он и рад.
Следующая картина
Вечер. Улица перед воротами дома Михайлова. Пьяный Филька, Ванька и остальная компания.
Ванька: – Пришли, поди. Твои ворота-то. Небось там тебе уже и постельку постелили!
