– Хотела бы я познакомиться с твоим отцом! Ну, не то чтобы. … Просто, если бы он сейчас оказался вдруг здесь, – зачем-то сразу же поправляю себя я.
Да знаю я, знаю, зачем поправляю! Я просто не хочу навязываться. Даже мимоходом, проскользнувшими намёками в разговоре.
– К сожалению, это невозможно, – отвечает, вмиг став серьёзным, – Он умер.
– Давно? – срывается у меня вместо обычных «прости» и «соболезную».
– Давно, – его лоб снова прорезают складки, словно защита от кого-то, кто вторгается на глубоко личную территорию, – Давай не будем об этом!
– Хорошо. Извини!
Я плавно перевожу тему на будничную.
– Я положу тебе салат в тарелку. Скажи мне, когда хватит.
***
Лёша заезжает за нами, как и договаривались, примерно через час. Марина со своими друзьями уже на Клемухе, как её любовно называют местные и планеристы.
По дороге, сидя на заднем сидении, рассказываю о том, что мне ещё известно про эту гору. О том, что она – колыбель советского планеризма и является Меккой планеризма Крыма до сих пор. Что её высота около двухсот семидесяти метров, протяжённость около восьми километров, а ширина колеблется от трёхсот до шестисот метров. Что это одна из двух вершин в мире, где образуются восходящие воздушные потоки подобной силы. Вторая находится в Америке. Что впервые уникальные свойства, которыми она обладает, обнаружили в 1920-х один лётчик, внук художника Айвазовского, и поэт Макс Волошин. Поразившие виды заставили поэта бросить в воздух шляпу, которая поднялась вверх и начала медленно планировать вниз. Это натолкнуло лётчика на мысль об организации здесь места для полётов. Что изначально она называлась Узун-Сырт, в переводе с тюркского – «длинная, плоская спина». И что, если смотреть на неё со стороны горы Коклюк, на которой стоит беседка «Звездопад воспоминаний», она действительно напоминает гигантскую застывшую волну.
– Ого! У тебя прямо-таки энциклопедические знания про эту гору, Оль! При том, что ты на ней ещё не была сама. – восхищённо восклицает Алексей, когда я, наконец, замолкаю.
– Просто я хорошо запоминаю то, что мне интересно. – скромно откликаюсь я.
– Гигантская застывшая волна. … А почему теперь Клементьева? «Основатель центра планеристов?» – спрашивает мой сёрфер.
– Нет, не основатель. Испытатель-планерист. Он погиб здесь во время испытаний своего планера. Молодой был совсем. Всего двадцать восемь лет.
– Как твоему отцу, Кир! – замечает Лёша.
– Мой отец здесь при чём? – довольно резко откликается тот.
