- Так ведь у нас, теперь вроде, не Хозяин, а Хозяйка. - Отозвался рыжий шебутной мужичок, который успевал не только принимать участие в разговоре, но и заговорщески перемигиваться с трактирщиком. - Господин Маркус вчера на ярмарке был, так там объявляли, что прежний Хозяин низложен и подвергнут анафеме, а теперь следует поклоняться Высочайшей Хозяйке.
- Нам-то все равно, кому поклоняться, - сказал первый. - Главное, что теперь наверняка налоги вдвое поднимут, или войну какую затеют...
Крестьяне покосились в мою сторону и тот, что предлагал заменить пшеницу овсом, покашлял и почтительно осведомился, не знает ли благородный господин, то есть я, будет война или нет, потому как видно, что господин едет издалека, и наверняка слышал что-нибудь по дороге о грядущих переменах.
Я поморщился и пробормотал с набитым ртом, что войны никакой не намечается, а вот налоги повысят. Собрание успокоилось и радостно зашумело о том, что если налоги повысят, то это ничего, путь повышают, на то они и демоны, чтобы с людей деньги собирать, главное, чтобы войны не было. А там уж они как-нибудь приспособятся.
Мне почему-то стало тошно. Наверное, оттого, что Хул уже везде раструбила о своем счастливом воцарении. Хорошо, что Буллфер не слышит этих разговоров...
Через некоторое время, когда я заглушил первый голод, приступил к осознанной дегустации и стал замечать какие аппетитные формы у крутящейся рядом служаночки, а Энджи начал дремать, дверь в очередной раз распахнулась, и в таверну влетел еще один смертный. Выглядел он так, словно на улице с ним встретился Буллфер во время своей боевой трансформации. А может, и правда встретился. С него станется... Человек подбежал к стойке, навалился на нее грудью и что-то невнятно прошептал. Трактирщик почтительно покосился в нашу сторону и вполголоса забормотал в ответ. Я услышал: "Жеребец это ихний... того господина... и мальчик с ним..."
Так, что дальше!? Энджи мгновенно проснулся, тоже услышав странный разговор, и тревожно посмотрел на меня. Я же на всякий случай незаметно проверил, легко ли достается клинок из ножен. Любитель лошадей, наконец, отклеился от стойки и решительно направился к нам, без приглашения уселся за стол, уставился на меня безумными глазами и спросил:
- Твой конь?
- Мой. - Ответил я спокойно, почти равнодушно.
- Продай!
Энджи едва не подавился пирожком, а я сумел сохранить высокомерно-невозмутимое выражение лица, хотя обомлел внутренне от этого предложения.
