Жизнь Аполлония Тианского | страница 139
и еще о том, как усмирил Аполлоний озорного сатира(27), а после воротился в Александрию(28)
27. Миновав пороги, путешественники сделали привал в эфиопской деревушке. Там они и ужинали, перемежая ученую беседу шутками, когда вдруг услыхали, как по всей деревне женщины кричат друг другу: «Держи! Лови!» — и мужей своих зовут на помощь, а мужчины хватают, что подвернется — кто палку, кто камень — и вопят, будто гонятся за насильником. А причина была в том, что уже десять месяцев по деревне незримо гулял сатир, лютый до женщин: двух, внушивших ему особенную страсть, он якобы уже убил. Товарищи Аполлония были напуганы, однако он утешил их: «Не бойтесь, тут какой-то сатир балует». — «Вот именно, клянусь Зевсом! — воскликнул Нил. — Некоторое время назад он же озоровал в нашей обители, но мы утихомирить буяна не сумели». — «Есть средство даже на таких буянов, — возразил Аполлоний, — и средство это, говорят, некогда применил Мидас. Упомянутый Мидас был в некотором родстве с сатирами[272], о чем свидетельствовали его уши, и вот один сатир принялся шутить над родичем, распевая об его ушах охальные песенки, да еще и на свирели играл. Ну, а Мидас слыхал — по-моему, от матери своей, — что ежели сатир упьется вином и уснет, то становится смирен и добронравен. Близ дворца был пруд: царь добавил в воду вина и пустил сатира напиться, а тот упился и так был побежден. Давайте докажем истинность предания — пойдем к деревенскому старосте и, ежели имеется у жителей вино, плеснем его сатиру, а он попадется, точно как Мидасов насмешник». На том и порешили: Аполлоний вылил в корыто, откуда пил деревенский скот, четыре кувшина египетского вина, и позвал сатира, произнеся некое тайное заклинание, — и вот, хотя сатир был невидим, вино стало убывать, словно кто-то его пил. Когда корыто опустело, Аполлоний сказал: «Сатир уснул, пора с ним мириться!» С этими словами он повел жителей к пещере Нимф[273], которая находилась шагах в тридцати от деревни, и показал спавшего там сатира, однако велел не бить его и не ругать, ибо навсегда-де он покончил со своей дурью.
Описанный подвиг Аполлоний свершил не мимоходом, но походя[274], и ежели доведется кому-нибудь прочитать послание его к бесстыжему юнцу[275], то следует помнить, что имеется в виду именно это приключение. Нет повода сомневаться ни в действительном существовании сатиров, ни в их склонности к любострастию. Есть у меня на Лемносе один знакомец, одногодок мой, так вот, к его матери якобы похаживал сатир, и это правдоподобно, ибо к спине у приятеля моего словно бы приросла оленья шкура, концы которой были связаны на шее и спускались на грудь. Но довольно подробностей. Приключение Аполлониево — истинное, да и я не вру.