Девушка в удивлении приподнимает брови.
— Этот бар предназначен для совершеннолетних. Мне туда не попасть.
Я пытаюсь справиться с замешательством.
— Вы не посещаете его, когда он закрыт, для развития бизнеса? Он все еще принадлежит вашей семье, верно?
Кроме того, в папке говорится о безработице ее матери.
Взгляд Айвори упирается в колени.
— Папочка продал бар, когда мне было десять лет.
Я раздражаюсь, когда не могу заглянуть в ее глаза.
— Смотрите на меня, когда разговариваете.
Она мигом поднимает голову, отвечая тихим, пониженным тоном голоса.
— Новый владелец сохранил название и позволил папочке продолжать играть на пианино до тех пор, пока…
Пока не вспыхнула в баре драка и не были произведены выстрелы, в то время как Уилли поймал одну в грудь, пытаясь усмирить драчунов.
Должно быть, на моем лице написано о том, что я знаком с историей, потому как она произносит:
— Вы знаете, что тогда произошло.
— Это было во всех новостях.
Сглатывая, она кивает.
Смерть Уилли привлекла обширное внимание. Мало того, что он был белым джазовым пианистом в черном районе, он также был обожаемый и уважаемый обществом. Его бар приносит огромный туристический доход в Треме. Из того, что я слышал, его популярность держала окружающий бизнес на плаву в течение многих лет.
Я особенно помню, как смотрел телевизионные сообщения о его убийстве, когда приезжал в Новый Орлеан — этот конкретный визит домой был ключевым моментом в моей жизни. Это было... четыре года назад? Я только что получил степень магистра Леопольда и подумывал о том, сохранить ли свою преподавательскую работу в Нью-Йорке или искать работу ближе к моему родному городу.
На той же неделе я принял предложение о работе в Шривпорте. И встретил Джоанн.
Тогда мне было двадцать три, а Айвори тринадцать, когда убили ее отца.
Она сидит напротив меня тихо и настороженно. По мере того, как продолжается тишина, проявляется небольшое изменение в ее позе, девушка вся сжимается и становится еще меньше. Она теребит нитку на рукаве, тем самым привлекая мое внимание к пошиву рубашки, и там, где расползаются швы. На ней старая, дешевая или поношенная одежда. Скорее всего, и то, и другое.
На ее загорелом лице нет следов макияжа. Никаких колец, браслетов или украшений. И аромата духов. Она, конечно, не нуждается во всем этом, чтобы быть красивой. Ее естественная красота затмевает красоту любой женщины, на которую я обращаю внимание. Но не поэтому она не пользуется косметикой.
