— Интересно, из чьей постели она выползла этим утром.
— Действительно, я даже отсюда чувствую ее вонь.
Мне плевать на их комментарии. Это просто слова. Пустые, глупые, лишенные смысла слова.
Кого я дурачу? Некоторые из этих замечаний достаточно правдивы, и я задыхаюсь, когда слышу их обсуждения. Но я уяснила, что мои слезы только подбадривают их.
— Прескотт сказал, что ему пришлось принять душ три раза после ее трущоб.
Я останавливаюсь в центре коридора. Люди расступаются вокруг меня, когда я глубоко вдыхаю и возвращаюсь обратно к толпе девушек.
Несколько девушек разбегаются, когда замечают, что я иду к ним. Энн и Хизер остаются на месте, наблюдая за тем, как я приближаюсь, с тем же нездоровым любопытством, как и туристы за моими соседями. Они не моргают, стоят ровно, не двигая своими ногами танцовщиц под юбками до колен.
— Эй. — Я опираюсь на шкафчики рядом с ними, улыбаясь, пока они обмениваются взглядами. — Я кое-что скажу вам, но вы должны держать это при себе.
Они прищуриваются, но интерес в их глазах определенно есть. Они обожают сплетни.
— Правда в том, что ...— Я указываю на свою грудь. — Терпеть не могу их. Так трудно подобрать под них подходящие рубашки, — не говоря уже о том, чтобы их себе позволить, — и когда я застегиваю, взгляните на это. — Я тычу пальцем на булавку. — Отлетают пуговицы. — Я пробегаюсь взглядом по плоской груди девушек и, когда ощущаю щепотку зависти к их не таким выдающимся формам, стараюсь скрыть это за саркастическим тоном. — Должно быть, так здорово не беспокоиться об этом.
Энн, высокая девушка, выдает возмущенное фырканье. Худая, изящная и уверенная в себе, самая лучшая танцовщица в Ле Мойн. Она также пугающе красива, с оценивающим взглядом, полными губами и темно-коричневым оттенком кожи.
Если бы в Ле Мойн официальными считались танцы, она была бы королевой выпускного бала. И почему-то она всегда ненавидела меня. И даже никогда не давала шанса, чтобы это казалось чем-то другим.
А вот и ее подпевала. Я уверена, что это Хизер прокомментировала мою обувь, но она более трусливая, чем ее подруга, слишком слабая, чтобы сказать высказать все в лицо.
Я поднимаю ногу, поворачивая ее таким образом, чтобы они увидели дырку на пластиковой подошве.
— Я носила их в прошлом году. И в позапрошлом. И в позапозапрошлом. На самом деле, это единственная обувь, которую вы могли на мне видеть.
Хизер перебирает пальцами свою темную косу и, хмурясь, смотрит на мои потрепанные балетки.
