«Так, что ты думаешь?».
— Ничего. — Хекс выругалась, когда стало ясно, что он не купился на ее ложь. — Да ладно тебе. Перенял мои симпатские способности?
Джон Мэтью пожал плечами. И пока он смотрел на нее, она смотрела на его огромное тело. Он был одет в черное, обтягивающая футболка и кожа были такими же темными, как тени, с которыми он сражался, защищая расу вампиров от нового врага.
— Я люблю тебя, — хрипло выдохнула Хекс.
Ее хеллрен выругался. Потом показал жестами: — «Черт, ты хочешь поехать в Колонию, да?».
Тьма была повсюду, непроглядная и полная теней. Преобладала над землей, требуя неправедные души. Земля — огромная могила, над которой парили мертвые, ища, ища все, что они потеряли…
Ночью в Уолтерсе, Лидия сидела за кухонным столом, сжимая в руках кружку томатного супа «Кэмпбелл», а старое стихотворение грохотало у нее в голове, начитываемое голосом дедушки, на языке дедушки. В ее памяти остались лишь фрагменты, как если бы слова были тканью, которая истерлась со временем.
— Хватит, хватит, хватит…
Прошептав это вслух, Лидия сделала еще один глоток из кружки. Она не чувствовала вкуса, не могла сказать, горячее или холодное у нее в кружке, не знала, приготовила ли она суп на воде или на молоке.
Ложь — это болезнь, так всегда говорил ее дедушка. И накапливаясь, она может стать смертельной.
Тяжесть в ее груди, черт возьми, ощущалась как болезнь.
Лидия выглянула в окно рядом с маленьким столиком, снаружи было темно… не так темно, как обычно бывает в Бостоне. Не по-городскому. В Уолтерсе темнело по-деревенски, как в том месте, где она выросла за пределами Сиэтла, без мягкого, рассеянного городского освещения, которое могло помочь поверить нервному и несчастному человека, что еще не все потеряно. В городе тьма не ощущалась как пустота, в которую можно упасть.
Особенно, если ты согрешила. Или если ты солгала.
— Прости меня, дедушка, — прошептала она.
Лидия поставила кружку, находя обычно успокаивающий запах отвратительным. И когда она взглянула на уровень жидкости, чтобы понять, сколько она на самом деле отпила, от вида густого вязкого красного супа стало еще хуже.
Он напомнил ей кровь.
Шумно поднявшись, Лидия отнесла свой обед к раковине и отвернулась, споласкивая кружку.
В последний раз кухню ремонтировали в конце восьмидесятых, здесь были лиловые, как в «Большом ремонте»[28] из 90-х, шкафы, линолеум на полу в гармоничной сине-розовой цветовой гамме. Бытовая техника была черной и ни с чем не сочеталась. Раковина — из нержавеющей стали, матовая из-за регулярного использования и чистящих средств.
