Мурлов выключил звук. Диктор шевелила губами и таращила глаза, словно старалась напугать кого-то. Ему вдруг сделалось противно. Сработал эффект бывшей жены. Когда та начинала выговаривать ему про деньги, про красоту, про то, что он мог бы активнее участвовать в работе по дому и слушать ее советы и пожелания, у него часто будто закладывало уши. Хлоп! — и он смотрел, как Татьяна беззвучно шлепает губами.
— Дура, — вздохнул Мурлов, нажимая кнопку на пульте.
Следующий канал показывал музыкальные клипы, которые смотреть без звука было, наверное, забавнее, чем со звуковым сопровождением. Вся шаблонность, вся фальшь, вся дешевизна и бездушность того или иного творения с первых секунд лезли на глаза. Парни в провисших штанах взмахивали руками и орали в камеру, девчонки, раскрашенные так, словно на них тренировались начинающие художники, таращились и обнимали парней. В кадр заползали страшные, полутемные подворотни с непременной бочкой, полной огня, за подворотнями следовали мрачные и рыжие от битого кирпича пустыри с брутальными автомобилями на заднем плане, и, конечно, никуда было не деться от оружия. Кастеты, револьверы, ножи и помповые ружья.
Культура!
Нет, Мурлов не был против. Ему было смешно. Сын — идиот, вся жизнь в телефоне, в игрушках и социальных сетях. Эти — тоже. Типа, крутые. Типа, дети трущоб. Типа, они сами строят свое будущее. Поднялись, мол, с самого низа и теперь зачитывают свою историю на экран, чтобы люди знали, через что им пришлось пройти.
Да, у таких исполнителей всегда есть аудитория. Бесталанные тянутся к бесталанным, поющие о дерьме находят таких же слушателей. Подобное тянется к подобному. Моя кровавая история полна куража. Я думал, что люблю ее, но это лажа…
Мурлов включил звук.
— Все это динь-дон, — сказал в камеру наполовину бритый парень.
Вышло вполне созвучно мыслям. Где лажа, там и динь-дон. Мурлов переключил канал и влип в ток-шоу, которое рассказывало о том, как несколько подростков несколько месяцев измывались над сверстником. В результате избранная ими жертва совершила неудачную попытку суицида.
— Почему же! — восклицал ведущий в костюмчике, обращаясь к сидящим на диванчике понурым, изображающим раскаяние ребятам. — Почему вы всегда нападаете на слабого? Толпой на одного! Нападайте на сильного! Или хотя бы на равных себе! Так честнее!
Мурлов фыркнул.
— Придурок! — крикнул он в экран. — От сильного есть немаленькая вероятность огрести самому! И где, извините, удовольствие? Никакого удовольствия! Это же элементарно. От слабого или не будет сопротивления, или оно легко преодолевается. При этом от ощущения власти и собственного превосходства люди ловят кайф. Ты ловил кайф? Ты знаешь, что власть почище иных наркотиков?
