Мурлов поморщился. Это было бы неприятно. Нет, ухо надо держать востро, востро… Из сна, в который он провалился и не заметил, как, его неожиданно выдернул скребущий звук, раздавшийся в коридоре рядом с дверью. Тр-р-р. Будто кто-то лениво, одной лапой, провел по стенным панелям.
Что за бред? Мурлов сначала не понял. Поморгал, глянул на часы. Час с лишним ночи. Дождь? Град? Вода в трубах?
Тр-р-р! — раздалось снова. Словно кто-то решил таким образом предупредить о себе. Мурлов обмер. Рядом, совсем рядом! Вместе с осознанием, что это может быть только Ося, с ним приключился приступ, от которого тело в который уже раз утратило всякую подвижность. Ни пальцем не шевельнуть, ни слово из горла вытолкнуть. (Ах, если бы крикнуть: «Ося, спать!»). С тихим шорохом под собственной тяжестью сползло на пол изначально сбитое одеяло.
Тр-р…
Звук прервался. И все? Или нет? Кошки-мышки? Потеющему, одолеваемому чесоткой Мурлову оставалось только прислушиваться и следить глазами за смутно сереющим потолком и верхней частью захваченной взглядом двери.
Ток. Ток.
Вместо скребущего звука появился новый. Слабое постукивание. Ток. Пауза. Ток. Подвернутая от броска на камин лапа! — понял Мурлов. Ося все же решил нанести ему визит! Тварь какая!
Ток.
Дверь колыхнулась, будто кто-то небольшой, гибкий проскользнул в щель, слегка ее расширив. Сердце Мурлова бухнуло и опустилось к желудку.
Что дальше? Мысли, схваченные ужасом, были только об одном: кот уже здесь? Он где? Он на полу или уже запрыгнул на постель? Чего ему надо?
Ожидание было сродни мучительной пытке. Мурлову казалось, что, заключенный внутри себя, он изо всех сил бьется о свою неподвижность как о прутья клетки. Выпустите! Выпустите! Я сбегу!
Нестерпимо зачесалась шея. Потом появилось ощущение, будто левую ногу накачали свинцом. Мурлов полжизни отдал бы, чтобы хотя бы на сантиметр сдвинуть оковалок голеностопа. Невыносимо хотелось подняться и сжать пальцы на окаменевшей икре. Почувствовать, понять, что нога у него есть на самом деле. О, он, наверное, завыл бы, если б мог.
Но самая жуть состояла в том, что сосредоточиться, чтобы выйти из кататонии, у Мурлова не получалось. Ося не собирался давать ему ни секунды передышки, то постукивал своей увечной лапой по полу, то затихал, заставляя угадывать, где в следующий раз послышится звук. Справа, слева, у изголовья?
Сколько так продолжалось, скрюченный, лежащий на боку Мурлов не знал. Разницы между минутой и вечностью он не видел.
