— Господин! — строго произнес он, словно я что-то нарушал.
— Да? — спросил я, отнимая платок.
Полицейский пошевелил усами, должно быть, учуяв пражскую воду.
— Вы куда это? — спросил он.
Всем видом своим он старался придать значимости себе и своему вопросу, но глаза его были беспокойны и поблескивали от страха. Я сказал ему, что иду в городскую управу с отчетом об инспекции тракта. Это унтер-офицера необыкновенно взволновало, он надул щеки, несколько раз рубанул ладонью воздух и повернул голову в ту сторону, куда я направлялся.
— Туда нельзя, — сказал он отчаянно.
Пожалуй, ни мне, спроси я об этом, ни самому себе разъяснить свой запрет городовой бы не смог.
— Нельзя? — изумился я.
— Самым решительным образом!
— Но как же? Неужели там взорвали газ?
— Газ?
Обеспокоенность унтер-офицера возросла многократно, и я натурально, душенька, испугался, что его хватит удар. Какой-то дикой, раздерганной пантомимой он показал мне, что понял, почему я прижимал платок к губам, и, вдохнув, торопливо закрыл нижнюю половину лица рукавом мундира. Глаза его выпучились.
— Где взорвали? В центре? — глухо спросил он сквозь ткань.
Я едва его расслышал и сообразил, что он спросил, только когда, выражая непонимание, уже пожал плечами.
Унтер-офицер опустил рукав.
— Я про взрыв, — быстро заговорил он, стараясь не дышать между фразами. — Вы его слышали? Вы видели людей, которые это сделали?
— Нет-нет, — сказал я, — я всего лишь предположил, что причиной бегства из города стал взрыв газа.
Полицейский изменился в лице.
— Не сейте мне панику! — рявкнул он.
— Но как же… — сказал я, предлагая унтер-офицеру самому оценить то, что творится у него за спиной.
— Что?
Представитель власти шевельнул усами и, следуя моему жесту, во второй уже раз развернулся на каблуках. Видимо, все еще имеющая место, пусть и поредевшая толпа на выезде, возымела действие на унтер-офицера, и он, потрясая кулаком и совершенно забыв обо мне, поспешил на вверенный ему пост.
— Куда? — раздался его рык. — Бесовы дети! Господа! Ничего ж не горит! Что за беспорядок!
Получив таким образом свободу, я заторопился в обратную сторону.
Признаюсь тебе, дорогая Аннушка, как на духу, уже через несколько мгновений я пожалел о своем решении. Случалось ли тебе видеть сон, в котором ты оказывалась в знакомом и, может быть, родном городе, но совершенно вымершем, лишенном людей? Словно горожане исчезли куда-то буквально за секунду до твоего появления?
Между тем, путь мой по Шелеховскому проспекту до городской управы будил именно такие мысли. На выносных столиках восточной кофейни из крошечных чашек еще вился кофейный дымок, лежали шляпы и перчатки, шелестела страницами забытая книжка, портсигары и портмоне метили столешницы, но все посетители заведения, что снаружи, что внутри, как будто провалились под землю.
