Тем самым их представители находятся в условиях неразличимости, против которой сам Фуко непрестанно возражал, нападая не столько на неизбежно ей сопутствующие общественные последствия, сколько на техническую гипотезу, становящуюся для этих обстоятельств благодатной почвой. Здесь можно вспомнить о получившей широкое хождение беседе из первого тома «Интеллектуалов и власти» с Бернаром-Анри Леви, озаглавленной как «Спор с маоистами» и посвященной вопросам организации народного возмездия в случае революционного движения, добившегося некоторых успехов и намеренного их удержать. В нем Фуко переворачивает посыл, от которого маоисты отправлялись, предполагая, что основным средством возмездия угнетателям остается суд, но суд не всякий, а лишь организованный в соответствии с т. н. народными интересами. С тем, что исторически эти интересы систематически нарушались, ретроактивно переназначались и переписывались в соответствии с выгодами новой власти, европейский маоизм не мог спорить, но предполагал, что этот досадный дефект может быть исправлен вместе с дальнейшим усовершенствованием методов политической борьбы.
Смотря на это скептически, Фуко предлагает спрашивать не о том, как можно усовершенствовать суд и подготавливающее его организацию народное самосознание, а, напротив, о том, как именно суд организован и где в нем проходит граница между его, выражаясь учебным образом, акцидентальными и субстанциальными элементами, то есть между тем, от чего его можно безболезненно избавить, приблизив его тем самым к искомому в маоизме идеалу политизации, а что в нем, напротив, остается неизымаемым независимо от того, каких головокружительных высот политическое сознание народных масс уже достигло.
В итоге выясняется, что изымаемая и трансформируемая часть может быть сколь угодно обширной, но это ничего не меняет, пока остается та субстанциальная малость, которая и делает суд судом: определенная организация места и времени произведения речи на заседании с наступающими за этим формализованными последствиями. В физическом выражении Фуко предлагает считать выражением этой судебной субстанции такой предмет, как стол, хотя ясно, что с тем же успехом может использоваться любая символическая граница, вплоть до соответствующим образом проведенной линейной разметки или символически соблюдаемой дистанции тел.
На все возражения собеседника Фуко продолжает в ответ указывать, что, как только речь вообще заходит о судебной процедуре, до какой бы степени та ни тщилась произвести впечатление прогрессивной и соответствующей духу политической борьбы, стол немедленно появляется, а вслед за ним возникает ход событий, в результате которого восставшие и праздновавшие победу неизменно остаются с носом и с новой реакционной идеологией в придачу.
