Однако то, что я не хочу жениться на них, не значит, что я не могу поддаться искушению и принять предложение, которое некоторые из них делали предельно ясным, когда я вернулся с юридической школы. Но я придерживаюсь старой пословицы — «Не сри там, где ешь». Клифтон Коув маленький, и слухи распространяются быстро.
Я говорю себе, что меня не интересуют знакомства и отношения, потому что я загружен работой. Я люблю засиживаться допоздна на работе, разрываться из-за дел, мейлов и подготовкой к заседаниям, пока от чтения у меня не начинает расплываться в глазах, а от набора текстов не болят пальцы. Я жажду успеха, несмотря на то, что он предназначен мне, поэтому получается, что девушки и любовь отошли на второй план.
На деле все куда запутаннее. После заключения моей мамы в специальное учреждение, после того, как мы убедились, что ее слабоумие ухудшилось, после того, как она забыла мое имя, кто я и что значу для нее — что-то внутри меня разделилось на две части.
Романтик сказал бы, что это мое сердце, но я считаю, это был мой оптимизм, моя надежда на легкую, счастливую жизнь. Когда наблюдаешь за тем, как человек страдает, ты сам постоянно страдаешь... Я не уверен, что снова рискну.
Затем по какой-то безумной причине я думаю о Мэдисон Харт.
Одна мысль о ее имени делает меня недовольным, запутанным — нет, сбитым с толку. Ее невозможно забыть, и, поверьте мне, я пытался. В течение дня я могу выбросить ее из своих мыслей. Работа и моя социальная жизнь занимают меня на какое-то время. Кроме того у нас была одна короткая, хоть и безумная встреча. Вряд ли мы снова увидимся. Мы вращаемся в разных кругах. Ее семья презирает меня. И все же... по ночам она продолжает приходить ко мне во сне.
Снова и снова разыгрывается один и тот же момент. Она стоит на коленях на тротуаре под фонарем, как в ту ночь. Она смотрит на меня своими большими зелеными глазами, циркулирующий беспорядок цвета, задевающий меня за живое. Ярко-зеленый — цвет травы после дождя, цвет жизни.
Иногда я набираюсь смелости, приближаюсь и дотрагиваюсь да нее. Я держу руку на ее щеке, и она столь охотно соглашается на это. В других моментах я просыпаюсь, прежде чем выпадает такая возможность.
В любом случае, утром я расстраиваюсь.
После моего ареста прошло несколько недель. Моя губа и глаз уже зажили, и если не считать небольшого шрама возле брови, я как новенький. Жизнь продолжалась как обычно, кроме мелкого нарушения, повисшего над моей головой. К большому огорчению моего отца и судьи Мазерса, я признал свою вину и принял наказание — сто часов общественных работ. После завершения которых это мелкое нарушение будет изъято с моего личного дела. Это глупо, что я прохожу это все — я не нападал на Мака и его друзей. Мы все там были, наносили удары, срывали злость друг на друге. Даже Энди мог похвастаться парой синяков, и он с гордостью ходил с ними по офису, пока они не поблекли. Клянусь, ему было немного грустно, что они сходили.
