В проходе все пятилась и пятилась Шаманка, все ее защитники погибли, стража жреца, озверев от страха, слепо кружила на месте, не глядя, полосуя и коля своих товарищей по строю. Набравшая сил Шаманка сейчас могла достаточно долго держать лапу скар, что она сама и поднимала. В плотном строю, они были смертоносны для своих товарищей и сбивали напор атакующих орков, заставляя их вместо боя, ревниво и с опаской коситься на соседей. При малейшем признаке, часто рожденном воспаленным воображением и страхом, стоящий рядом или сзади воин рубил своего товарища и в свою очередь получал нож в бок.
Скары, успевшие расчистить вокруг себя место для боя, жили недолго, но крови они стоили немалой. Что-то невнятно воя, они били и били, не обращая внимания на получаемые раны и удары. Только исчерпав полностью свои силы, они падали, и Стража начинала озираться, ожидая очередного монстра.
Раскручивающий над головой тяжелый болар страж, выцеливавший Шаманку, всхлипнув, впечатывает его в голову своего соседа и, выхватив его копье, втыкает в живот орущему десятнику. Хрипло воющего скару пробивают несколько копий и поднимают над головами. Он все еще продолжает размахивать и колоть копьем, потом роняет руки и безжизненно обвисает. Его еще продолжают колоть и рубить, так как уже с виду умершие скары, внезапно оживали и вновь атаковали.
Шаманка, закусив губу, тихо рыкнула, и стоявший немного в стороне страж, покачнувшись, помотал головой, пряча зажёгшиеся нездоровым блеском глаза, перехватил копье и напал на таких занятых копейщиков. Они заорали, с трудом изворачиваясь от нового врага в толчее рыхлого строя. Со спины к скаре пробился молодой жрец с чьим-то макуатлем и одним взмахом вбил его в спину монстру. Скара выронил копье и, выхватив нож, стал неуклюже пытаться вывернуться и достать до противника, таская за собой орущего от ужаса жреца, намертво вцепившегося в рукоять меча. Скару со всех сторон били копьями стоящие вокруг, и он наконец повалился. Жрец, судорожно всхлипывая, с трудом вырвал макуатль и, захрипев, с плеча рубанул по рядом стоящему стражу. Знакомо завыл и закрутился в танце смерти, щедро одаривая бывших соратников тяжеловесными плюхами и так же щедро получая в ответ.
Такое повторялось раз за разом, Шаманка пятилась и, скрипя зубами, все продолжала поднимать скар. Поредевшая сотня храмовой стражи сейчас уже не наседала на нее, а устало и обреченно резала сама себя.
Жрец, обливаясь своей кровью из разорванного Быстрым горла, наконец извернулся и, зацепив его когтями, через голову с трудом стянул с себя, и, шипя от напряжения, тяжело просто впечатал его в земляной пол зала. Со свода посыпались ветки и мусор, Шаманка оглянулась, сразу потеряв контроль за скарами и быстро теряя их. Не обращая на меня внимание, жрец насел на варга, вколачивая его в пол. В него с визгом влетела ожившая Таша, и мы все воющим комком зубов, когтей и клинков покатились к стене, с грохотом впечатавшись в нее. Я сломал один из клинков, оставив его где-то в туше жреца и от души приложился об стену. Жрец двумя руками поднял за горло Ташу и, рыкнув, откинул ее в противоположную стену. Пролетев через весь зал, она упала у стены и задергалась, беззвучно открывая и закрывая пасть. Вцепившись когтями в мохнатое ухо жреца, я раз за разом вбивал в него свой клинок, пытаясь достать до мозга. Воя, он сграбастал меня своей лапой, оторвав с куском уха, и с хрустом сломав ноги, несколько раз приложил об пол. После чего запустил в поднявшую голову Ташу. Отлетев от ее бока, прокатился по полу и замер, пытаясь понять — жив ли я.
