— Вы пришли взять то, что принадлежит мне. Я вас должен наказать, наказание за такой проступок смерть, — над сидящей толпой пронесся тихий вой и затих, — но я вижу горестное положение моего народа. Всего моего народа, — я поднял голос выше, — орки — это один народ. Вы живете в темных норах, вы живете в стылых ущельях, вы живете в грязи Болота. Умираете от голода, умираете от стрел охотников и егерей. Зачем вам жить, что вам терять?!?
Над пленными повисла звенящая тишина. Лагерь за спиной тоже затих. Было слышно, как с топотом его жители бегут к возам и молча замирают на ограде.
— Вы не помните, кто вы, вы не помните, зачем вы здесь, не помните своих отцов и матерей. Вы служите Бооргузу и закончите свою жизнь в виде шара светляков и чашки на кухне!
Это ваша жизнь? И вам совсем не страшно ее терять. Так ли это?
Мне в ответ дружно рявкнули сотни голосов, в темноте загорелись яростью и бешенством десятки глаз. Подняв руку, я подождал, пока установится тишина.
— Мне горько знать, что умрут сотни храбрых воинов, за ошибки других. Я хочу дать вам последний шанс, — я, молча и медленно обвел глазами темное поле затихших в ожидании орков, — я дам вам новую жизнь, я дам вам новые имена. Я дам вам в руки оружие и покажу врага, что должен умереть. Я дам вам другую жизнь — жизнь воинов, достойных строя Темного. Темного, — я поднял руку, показывая свое кольцо, у меня за спиной зарычав, подняли руки мои орки, — не трусливого демона Вайруны, не скары жреца, а Темного!!! Кто из вас примет мой дар?
Поле взревело от общего крика вскочивших на ноги орков, поднимаясь на ноги, помогая друг другу, они выли, глядя на меня. Из глубины толпы поднялась и окрепла, подхватываемая новыми и новыми голосами песня. Сбившись плотнее, сотни орков самозабвенно рвали глотки в старой как мир песне славящей Темного и его сыновей, дружно топая в припеве ногами в землю и раскачиваясь в танце.
Старый-старый мотив и слова уже почти незнакомо звучащие, язык менялся за тысячи лет. Но по-прежнему знакомый и известный всем оркам.
Его никто специально не учит, но услышав, вступает, не задумываясь, повторяя непонятные слова, просто всем сердцем отдаваясь скрытому смыслу, благодарности за даже такую жизнь.
Она трудна и неприглядна, но он ее дал и нам ее жить.
Севшие на хвосты варги с интересом шевелили ушами, слушая их и раскрыв в своей замечательной улыбке пасти, поводили мордами из стороны в сторону. Дернув за шерсть, я уложил Быстрого и тяжело сел, привалившись к его теплому боку. Таша повернулась ко мне и, наклонившись, осторожно облизала лицо, послав вопрос.
