***
Усилившийся к ночи мороз, разогнал на темно-синем с прозеленью небе облака, зажег звезды и выгнал на улицу толстушку луну — нечего зазря сидеть в тереме, надо освещать дорогу добрым и недобрым людям, нелюдям и студентам магикам. Чтоб не потерялись они среди ледяного искрящегося великолепия, не сгинули.
— Глянь, какая красота вокруг, — радовался жизни чутка протрезвевший на свежем воздухе Бен. — Хоть бери краски и пиши.
— Околеем, — его собеседник шмыгал носом и аккуратно освобождал рукав их рук художника. — Пошли лучше в тепло.
— Приземленная ты личность, — Бернард остановился и прищурившись поглядел на однокашника. — Нету в тебе ни полета, ни горения духовного.
— Куда уж мне, — обиделся тот. — Зато ты — гений! Жаль, что неоцененный. Пусти меня уже, придурок.
— Да, пожалуйста, — Бену надоел этот разговор, и он решил уступить приятелю, отпуская его… мордой в сугроб. — Пресветлая в помощь, — безо всякого интереса посмотрел на барахтающегося в снегу парня и пошел к женскому общежитию, не обращая внимания на крики и проклятия, несущиеся вслед.
Хмель на улице почти прошел, голова стала ясная, легкая, в крови гуляло шальное веселье, а душа ждала чего-то такого этакого. Видать хотела развернуться во всю ширь, мечтала расправить крылья и воспарить. Бернард ничего против не имел и отказывать ей в такой мелочи не стал. На подходе к общежитию разбежался, раскинул руки, шепча накрепко вбитые бабулей заветные слова и взлетел прямо к золотящемуся мягким светом окошку, чуя, что за ним она — среброволосая фея.
Отменив заклинание, отдышался и поспешил утвердиться на карнизе, для чего накрепко вцепился в оконную раму, заглянул в окно и пропал.
Фея была не одна. Да и не фея, а так — маленький усталый котенок, усталый и нежный. Завернутый в одеяло. Почти уснувший. Бен отметил это мимоходом, потому что его вниманием завладели валькирии. Нет, богини плодородия, чьи изображения можно найти в древних парламских храмах. Каждая черта их была совершенна, каждый изгиб женственных тел манил, разжигая желание, каждое движение доводило до исступления.
Хмель на улице почти прошел, голова стала ясная, легкая, в крови гуляло шальное веселье, а душа ждала чего-то такого этакого. Видать хотела развернуться во всю ширь, мечтала расправить крылья и воспарить. Бернард ничего против не имел и отказывать ей в такой мелочи не стал. На подходе к общежитию разбежался, раскинул руки, шепча накрепко вбитые бабулей заветные слова и взлетел прямо к золотящемуся мягким светом окошку, чуя, что за ним она — среброволосая фея.
