Уже сегодня. Скорее бы найти того, кто ей предназначен самой судьбой, иначе этот странный жар не унять. Еще и в кустах, что темнели справа, завела песнь какая-то ночная птичка. Жаворонок? Кажется, Санайя читала, что жаворонок — птица утренней зари. Значит, это соловей, не иначе, пусть и соловьев она раньше тоже никогда не слышала.
— Нарекаешься соловьем! — сообщила она птичке и, засмеявшись и широко раскинув руки, закружилась.
Если бы свадьба велась по общепринятым правилам, кружила бы Санайя сейчас в танце с женихом. Но сегодня эти правила неуместны, можно танцевать самой с собой. Полянка как раз для этого подходящая.
Как помутилось в голове. Кажется, перестаралась. Так можно и упасть. А почему бы и не упасть? Ведь сама хотела поваляться на этой траве.
Трава и правда, оказалась волшебной. Жаль, намокшая и ставшая еще более грубой рубаха мешала остроте ощущений. Значит, рубашку можно снять и отбросить. Тем более, никто не видит, да и темнота вокруг кромешная, даже робкий нарождающийся полумесяц и любопытные звезды предупредительно скрылись за облаками-ширмами.
Санайя бездумно перекатывалась по траве, впитывая телом ее благотворные соки и духмяный запах. Хочется смеяться? Можно смеяться. Смех совсем не похож на деликатный смех воспитанной девицы? А кому здесь слушать? Ни смотреть, ни слушать некому. Гортанные, почти утробные звуки огласили окрестность.
***
То, что она уже здесь не одна, Санайя скорее, почувствовала, чем увидела.
Пришел. Ее судьба. Ее любовь.
— Иди сюда, что же ты стоишь?
Приблизился. Встал рядом. Во тьме не рассмотреть, кто же он? А нужно ли рассматривать? Санайя точно знала — этот мужчина ее и только ее. Как и она — только его.
— Ты когда-нибудь валялся на траве? Здесь замечательная трава. Не бойся! — рука коснулась босой ступни и брюк над ней. — Зачем тебе брюки? Они не нужны. И рубаха, если она на тебе есть, тоже не нужна.
Какой послушный. Звякнула пряжка ремня, и лишняя одежда глухо опустилась в стороне.
— Ложись, — Санайя похлопала ладонью по траве рядом с собой. — Поваляйся, тебе понравится.
— О да, думаю, мне понравится! — прохрипели в ответ.
Только вместо того, чтобы поваляться по траве, мужчина прижался к ней. Какой он горячий. Горячая мужская кожа и прохладная трава. Что из этого приятнее? Пожалуй, рука, которая смело легла на ее грудь, вызвав короткий вздох не то удивления, не то восхищения. Да, нет ничего лучше уверенной руки на груди, до этого никогда не испытывавшей ничего подобного. Что? Губы, коснувшиеся напряженной вершинки, могут вообще отключить разум? Пожалуй, здесь и сейчас разум совсем не нужен, и Санайе еще не раз за эту короткую ночь приходилось удивляться, сколь же волшебным и ярким может быть наслаждение.
