Принц раздевался в ванной так, что в каждом движении читалось раздражение, принимал ванну и по сторонам летели клочья пены, одевался тоже резко, будто хотел порвать парадный костюм. Этот костюм тщательно имитировал повседневный, но единственно подходил для малых парадных выходов в малой парадной, Бесплодие её разрази, столовой. В этом костюме ни у единого человека в королевстве не оставалось бы сомнений, что перед ним принц и никто другой. Как тут не злиться?
Делая все эти привычные действия слишком резко, Дамиан с той же злостью прикидывал состав приглашенных. Получалось, не больше пятидесяти гостей. Остальных можно было считать своими, почти членами семьи — фрейлины, некоторые с детьми, придворный маг с парой помощников, придворный лекарь, несколько вельмож из ближнего круга отца, возможно, главнокомандующий или ещё кто-то из военной элиты. А пятьдесят гостей, не иначе, это представители двадцати самых родовитых семей столицы.
Принц перед зеркалом поправил шейный платок и нарушил идеальную прилизанность светлых, слегка вьющихся волос, наведенную куафером. Провел пятерней сквозь пряди, придав им легкую взлохмаченность, и остался доволен. Ему нравилась его короткая стрижка, и не только тем, что с ней он чувствовал себя уверенно, но и тем, что она шла вразрез с пожеланиями матери о длинном хвосте, что, по её мнению, больше приличествовало принцу.
Возможно, это было мальчишеством, но всякий раз, одевая строгий костюм, Дамиан радовался, что смог отстоять право самому выбирать прическу. Его невысокая коренастая фигура с низким хвостом светлых сильно вьющихся волос или, не дай Плодородная, с распущенными длинными волосами, смотрелась бы и вовсе нелепо. А по-военному короткая стрижка делала его солиднее. И… как-то выше.
В сердце опять шевелилась тоска: Лев, вот кто был бы хорош на троне. Он и старший, и представительный – высокий, широкоплечий, с длинными, как нравилось матери и приличествовало принцу и наследнику, темными волосами. И хоть они также, как у Дамиана, вились, но выглядели солидно, по-королевски. У Дамиана же это смотрелось словно светлые детские кудряшки.
Ещё раз оценив свою внешность, он тоскливо вздохнул. Дюжину или чуть больше лет назад душу раздирала зависть к старшему брату. А сейчас только детское возмущение: как он мог? И чему тут завидовать?
Но не стоит об этом.
Итак, двадцать самых родовитых семей столицы, двадцать самых завидных невест в возрасте от четырнадцати до двадцати пяти лет.
