Слишком скоро она возвращается в дом, ее мать на пороге зовет ее. Ее мать смотрит на наш дом, улыбка исчезает, когда она поворачивается и направляется внутрь. Мы снова одни.
Образ нашей соседки поддерживает меня всю ночь, помогая притупить нарастающий голод, который грызет меня знакомым, но все еще неприятным способом. Джессика спит рядом со мной, дрожа от холода. Я прижимаюсь к ней, пытаясь ее согреть.
Интересно, наказывают ли девочку так же, как и нас, если она ведет себя так же плохо, как и мы. Ее избили? Неужели она голодает? Кажется, она часто улыбается. У нее больше силы воли, чем у нас? Она выглядит счастливой, когда выходит на улицу, и не боится своего отца, когда тот возвращается домой.
Я пытаюсь улыбнуться, движение мускулов кажутся странными. Я давно это не делал. Улыбнись отцу, и он воспримет это как личное оскорбление.
Мне говорят, что я должен любить отца и мать одинаково, но, к моему стыду, любовь не кажется равной, чувствую, что люблю мать больше. Она ни разу меня не ударила, ни разу. Она даже встала между нами и отцом, приняла на себя удары, которые он наносил нам.
Я закрываю глаза и думаю о девочке по соседству. Я ее герой. Она падает с дерева в своем саду. Я ловлю ее. Она улыбается мне и целует в щеку. Я краснею, счастлив рядом с ней. Я резко просыпаюсь и понимаю, что наступило утро.
У люка лежит ломтик хлеба. Должно быть, мама положила его ночью. Я бросаюсь вперед и хватаю его, пряча. Хочу его съесть, но Джессика голоднее меня, худее меня, не то чтобы в этом было что-то особенное. Мой желудок протестующе урчит, но подавляю это чувство. Я должен защитить ее, должен обеспечить ее безопасность. Однажды я заберу ее из этого места, и мы поедем куда-нибудь вместе, в какое-нибудь спокойное место. Туда, где нет ни чердака, ни подвала.
Джессике снится плохой сон, я успокаиваю ее, положив руку ей на лоб. Надеюсь, что он выпустит нас сегодня. Для нас не секрет, что мы заперты здесь более чем на одну ночь. В такие моменты мы, скорее всего, услышим крик матери. Не знаю, что он с ней делает, но я бы хотел, чтобы он перестал это делать.
Даже не догадывался, но мое желание исполнится самым худшим образом. Мамины крики скоро прекратятся, но потом вместо них Джессика будет кричать так громко, что у меня кровь застынет в жилах.
Я кормлю ее хлебом, когда она просыпается, не зная, что это будет ее последняя еда в жизни.
