Крис закусил губу. Его лицо потеряло всякие краски. Обычно клеймо ставят на плече, поэтому я стащила с парня рубашку. Видел бы меня дядюшка! Саму бы заклеймил за позор!
Плечо Криса представляло собой печальную картину. Оно распухло так, что даже знак можно было разглядеть с трудом. Я присмотрелась – и чуть не добила страдальца лично.
– Ты с ума сошел? – зашипела я, глядя на три витых незамкнутых круга. – Ты что, уже неделю сопротивляешься печати?
Ответа не последовало. Но все и так было ясно. Пока печать не замыкалась, она причиняла жуткую боль её владельцу. Я читала когда-то, что обычно все заканчивается за несколько минут, потому что клеймо подавляет силу воли раба. А Крис сопротивлялся. Сопротивлялся до сих пор. Как он раньше не свалился?
– Прекрати немедленно, – приказала я.
– Ни за что, – похоже, парень взял себя в руки, потому что он снова испепелял меня взглядом.
– Или ты подчинишься, или сойдешь с ума от боли, – пыталась я его вразумить.
– Лучше смерть.
Это же надо быть таким бараном? Другого слова я подобрать не могла, но попыталась мысленно поставить себя на его место. Допустим, это я бы попала в рабство, и на моем плече горела печать. Сдалась бы я? Нет! Крис прав – лучше смерть, чем такая жизнь. Но это я, а его надо спасать.
– Послушай, – я постаралась говорить ласково, – то, что ты делаешь, бесполезно. Клеймо никуда не денется. Рано или поздно оно замкнется. Зачем себя мучить? Я ведь тебе не враг. Я не буду подчинять тебя своей воле. Поэтому не надо бояться.
– Бояться? – Крис приподнялся и попытался оттолкнуть меня, но попытка вышла вялая.
– Ладно, я не так выразилась. Я просто хочу, чтобы ты понял – рабом тебя делает не клеймо, а то, что внутри, в сердце. Будь умнее, когда надо уступить. Или предпочитаешь потерять остатки разума? Кому от этого будет лучше?
Парень молчал. Я сжала его руку. Не умею я уговаривать. Зря отказалась от курсов дипломатии. Мне оставалось только сидеть рядом с ним и надеяться, что все как-то образуется.
– Хорошо… – прошелестело тихо, как вздох.
Напряженные черты его лица расслабились, и змеи-линии ринулись друг к другу, переплетаясь в мой герб – рог единорога и лилию. Печать завершилась.
– Как ты? – спросила я.
– Жить буду, – ответил Крис.
– Так-то лучше, – поднялась я на ноги и ушла в спальню. Мне самой было больно. Больно, что я лишаю кого-то свободы. Ненавижу! Ненавижу тех, кто распространяет работорговлю! Рано или поздно я всех их истреблю, клянусь!
