— Почему ты пришла, тогда, в первый раз и именно ко мне? Ведь тебя наверняка многие звали?
Она погладила его по щеке.
— Что ты хочешь услышать?
Действительно, что он хотел услышать? Что пожалела, что нужно было найти какую-то отдушину, что… любит его.
Слово «любовь» никогда не было произнесено, ни с его, ни с ее стороны, однако Вэньян понимал — это любовь, во всяком случае, у него. Не то чувство, похожее на болезнь, которое было у него к Лилин, а тихая, хрупкая радость, когда ты счастлив просто от того, что любимый тобой человек — рядом. Когда ты желаешь ему счастья, пусть и в ущерб себе.
И тогда Вэньян решился.
* * *
на утро, покинув свою комнату
* * *
На утро, покинув свою комнату, я не обнаружил ни старухи, ни голована, на подоконнике меня ждала миска остывшей похлебки из рыбы.
Я ел, а из головы не выходила ночная незнакомка. Кто она? Откуда? И ведь спросить не у кого. Я начал дергать другие двери, одна оказалась заперта, а из-за второй на меня вышел голован.
— Ту-да нель-зя, — гавкнул он.
Из любопытства я просканировал и увидел, что за дверью работает какая-то аппаратура.
— Ночью я проснулся, и увидел в окно, как ты спускался с кем-то к морю, — обратился я к головану, — кто это был с тобой?
Пес растянулся на циновке, хвостом ко мне.
— Ник-то, — произнес он в пустоту.
Внезапно я услышал песню. Женский, свежий голосок, выводил слова:
Весь мир, пылая жаром, светел.
За грань вселенной вышли мысли.
Стремятся, как долина в горы,
Они в воздушные просторы.
Издалека примчался ветер.
Откуда он — и не исчислить.
Река и море от волны
И беспокойны, и мутны.
Я выбежал на улицу и увидел ее — мою ночную незнакомку. Защитив глаза ладонью от лучей солнца, она стояла на краю обрыва, пристально всматриваясь вдаль. Внезапно она рассмеялась и снова запела песню:
Но эта вечная забота
От тела только. Мне понятно,
Лишь на себя я оглянулась…
Еще я сердцем не проснулась —
И вдруг вступаю я в «Ворота
Росы Сладчайшей, Ароматной»,
Где в чистом мире холодка
Для сердца радость велика.
(Тван Вэй, пер. с кит. Ю. Щуцкого)
Я осторожно начал подходить, но она услышала меня и прекратила петь. Я наконец-то смог рассмотреть девушку, как следует. Была она не совсем красавица, но… в ней было что-то… необыкновенная гибкость маленького стана, озорной блеск темных глаз, особый наклон головы, длинные густые волосы — в свете дня — с рыжиной, золотистый отлив слегка загорелой кожи… она опустила руку и взглянула на меня.
— Скажи мне, — произнес я, — как тебя зовут?
