За эту ночь ее уже дважды перевозили и запирали непонятно где, но в прошлый раз она хотя бы знала, что находилась в каком-то стриптиз-клубе и Лукасу удалось отыскать ее там… только вот они не успели сбежать и их поймали. Сейчас девушка беспокоилась и за него тоже.
«Если бы я тогда не психанула, ничего бы этого не случилось. Теперь из-за моего идиотского поведения пострадал еще и Лукас», – подумала она и ужасно разозлилась на себя. – «Избалованная дурочка – вот кто я такая! Трусиха и истеричка!»
Девушка не проронила ни одной слезинки, когда мысленно ругала себя последними словами, но как только представила, что могли сделать с ее спасителем, из глаз тут же ручьем покатились слезы, вызываемые удушающим чувством вины и невозможностью что-либо исправить. Она никогда ни о чем не жалела так, как о своем опрометчивом поступке этой ночью. Попытавшись освободиться от сковывавших ее наручников и любым способом вытянуть из металлических колец запястья, она только растерла их до красна и содрала нежную кожу, но так ничего и не добилась.
– Вот, черт! – воскликнула Эмма, разозлившись еще больше и дернув за наручники со всей силы, вызывая лязг и скрежет, которые в полной тишине звучали особенно устрашающе. Но ни цепь, ни решетка совершенно никак не поддавались ее усилиям.
Она снова закричала в пустоту на этот раз просто выпустив пар от отчаяния, потому что больше ничего в голову не приходило. Внезапно в абсолютном безмолвии, погруженной во мрак комнаты, нарушаемом только ее вознёй, громкими проклятьями, которыми она в ярости осыпала всё вокруг и звяканьем металла о металл, она услышала тихое цоканье, где-то в глубине комнаты, но оно было настолько тихим, что девушка едва могла определить откуда оно исходит. Эмма сразу замерла, почувствовав чье-то присутствие. Прислушиваясь, она огляделась по сторонам, однако со своего места не могла рассмотреть ничего дальше кресел, там было темно, а свет, направленный на нее, мешал и бил в глаза. Сердце гулко забилось от пугающей неизвестности, а кожа покрылась испариной. Здесь определенно кто-то был, и он молчаливо наблюдал за ней и ее тщетными попытками освободиться.
– Негоже воспитанной леди так выражаться, – послышался выразительный мужской баритон из темноты и снова наступила тишина.
Эмма вздрогнула, осуждающий тон человека-невидимки подействовал на нее, как ушат ледяной воды. Набравшись смелости, она все-таки крикнула, хотя крик ее скорее напоминал писк загнанной в угол мыши:
