Когда наши хозяева, они же заговорщики, увидели шесть одинаково одетых фигур, заходящих в прихожую, они были озадачены и тут же начали спешно и оживленно совещаться. После этого один из них повел себя весьма необычно: он настоял на том, чтобы очень тепло приветствовать каждого из нас рукопожатием, причем так цеплялся за руки, словно был членом секретного братства и ожидал получить некий тайный знак. Я внезапно понял, что они пытались определить меня с помощью среднего пальца моей правой руки, который не сгибался после одного происшествия на футбольном поле. Лишь один из русских знал об этом, и сейчас он решил на практике применить свои знания.
Вскоре очередь дошла до меня, и мои подозрения подтвердились, когда хозяин начал искать и нашел мой палец. Торжествуя, он удерживал меня, пока не приблизились двое его друзей, но мне удалось не пустить их к себе за спину до подхода моих спутников. Однако они все-таки пометили меня, и при первой же удобной возможности доктор шепнул мне, что на моем плече остался отпечаток ладони, сделанный с помощью муки или пудры. Я попросил его передать Менде и Григорию, чтобы они присоединились ко мне в туалете. Они при шли, и, пока Менде присматривал за дверью, я поменялся костюмами с Григорием и проинструктировал его, что делать дальше. После этого мы с Менде пробежали две мили, чтобы вернуться в наш штаб, и гам быстро переоделись.
Времени на подготовку у нас было немного: вскоре раздался телефонный звонок. На проводе был наш русский хозяин, желавший поговорить со мной. Менде ответил, что я уже ушел спать и что утро будет более уместным временем для делового разговора. От этого он пришел в крайнее волнение и захотел услышать мой голос. Я вежливо спросил, чем могу быть ему любезен. У заговорщиков не было времени, чтобы придумать правдоподобный повод, и, после недолгих сомнений, они сказали, что хотели бы видеть меня прямо сейчас. Через полчаса доложили о приходе взволнованного джентльмена. Его оправдания звучали красиво. Он якобы подслушал о заговоре, в результате которого на бале меня должны были застрелить, отсюда его нетерпение увидеть меня во плоти и поговорить со мной. Его руки тряслись, и во время своей речи он часто вытирал с лица пот. Я поблагодарил его за беспокойство и верность, предложил ему выпивку и отправил домой.
После возвращения наши товарищи позабавили нас рассказами о конфузе, который произошел на балу. Заговор развивался по плану, так как Николай быстро одел двух карелов в такие же наряды, чтобы число «людей в капюшонах» не уменьшилось и наше отсутствие не было бы обнаружено. Григорию не потребовались слова, чтобы выразить свое восхищение леди в маске и послушно последовать за ней в ловушку. Здесь его внимание было полностью поглощено столь уместно оставленной бутылкой. Когда пришел момент истины, в комнату ворвался разгневанный муж в сопровождении стольких друзей, сколько поместилось в коридор; за их спинами стояли все наши товарищи. Леди дала полную волю своим эмоциям, и Григорию пришлось удерживать ее, чтобы она не убежала, когда обнаружила, что осталась наедине не с тем человеком. Ее муж бросился вперед и ударил Григория, которой тут же предложил ему стреляться на револьверах, не сходя с места. Муж пережил несколько очень неприятных минут, пытаясь избежать подобного развития событий, так как он с огромным уважением относился к храбрости карелов и их навыкам обращения с оружием и не строил иллюзий по поводу собственных способностей. Леди весьма язвительно комментировала эту ситуацию; к тому же его осыпали откровенными и несдержанными упреками собственные товарищи, в результате чего заговор был полностью раскрыт. В конце концов, пытаясь оправдать себя, он и позвонил мне, однако мое присутствие на другом конце провода оказалось последней каплей.
