Люди страны чудес | страница 56



Заведующий потушил свет и подвел меня к узкому тюремному оконцу, забранному чугунной решеткой. Комбинат все так же стремительно уносил в небо необъятные столбы дыма и пара, насыщенные блеском электрических огней.

— Социализм упал вот здесь, именно здесь, в тайгу, как метеор, — сказал заведующий и нервно закурил. — Перед нами величайшая эпоха. Я чувствую ее каждым нервом. Я иногда сижу здесь до глубокой ночи, тушу свет, смотрю и думаю. Мне кажется, что океаны света льются на Каму, на Чердынь, на Печору. В этом освещении я ясно вижу будущее. Здесь, на севере, вот в этих бетонных корпусах, готовятся будущие урожаи. Я не могу вам привести цифр, но это сейчас и не важно. Я вам их найду. Урожаи хлопка, пшеницы, льна увеличатся во много раз. Земля каждый год будет обновляться, соки ее никогда не потеряют крепости и силы, и все это сделает калий. Здесь его будут обрабатывать кислотами и аммиаком, и отсюда по рельсам и по Каме хлынут потоки лучших в мире удобрений. Мы будем давать лучшее из лучших удобрений — лейна-селитру.

Мы вышли вместе. Деревянная лестница пахла березовой корой и холодом. Шел снег. Он засыпал Усолье, склады пушнины и дичи, теплые дома, где еще всхрапывала заспанная жизнь, наглухо закрытая морозными узорами на окнах.

На берегу Камы мы встретили Гаврилова. Он шел ночевать в Усолье к приятелю.

— Отдохну от него, — сказал он, махнув рукавицей в сторону сернокислотного завода. — Он у меня колом в башке сидит.

— Знаешь, кто ты такой есть? — спросил Гаврилова заведующий музеем.

— Прораб.

— Ты не прораб, а барахло. Трепач!

— Посиди на технических совещаниях у хозяина, — равнодушно ответил Гаврилов, — и не то еще скажешь!

Гаврилов свернул за собор, превращенный в амбар. Из разбитых окон пахло хлебом и клейким ситцем. Казалось, собор бесшумно расползался от белых груд снега, наваленных ветрами на его ветхие крыши.

Айсор-фотограф привязал к соборной ограде размалеванный фанерный щит. На нем пылали дворцы вишневого цвета и не дым, а чистая черная нефть била фонтанами из труб зеленых пароходов. На щите белела надпись: «Привет из Баку».

Снег шуршал по щиту и по ограде. Темнота издавала запах сырого ветра, базара, холодной овчины.

Последние следы средневековья

Ночь как бы дробилась на осколки от пронзительного визга злых лошадей. Соликамские ямщики притопывали красными валенками и сдирали лед с русых бород. Строптивое ямское племя сохранилось здесь со времен Грозного, когда через Соликамск лежал «великий тракт» — на Верхотурье и Тобольск.