— Опять полка рухнула — решил Димка, и поплелся в кладовку за молотком, совершенно забыв о том, что за окном ночь.
— Убийцы — кричала мама, увидев в дверях наряженого в семейные трусы Гошу и Димку с молотком в руках — Ироды.
Пупсик сидел на аквариуме и орал дурниной, видимо сообщая миру, что захватчица наказана.
— О, Максимовские — заколыхалась медсестра скорой помощи, наблюдая, как мы полным составом вваливаемся в приемный покой. Гоша пер на руках тещу, наряженную в ночную сорочку и одеяло.
— Красавцы — констатировала медичка — разглядывая моего мужа одетого в семейки и зимнюю куртку. Замыкал процессию Димка, так и не выпустивший из рук молоток. Жорик тащил за руку, не до конца проснувшуюся Таську. — О, да вы размножаетесь, в геометрической прогрессии. Так, глядишь, мир захватите скоро. — Я не поняла — угрожающе приподняла бровь больная — бегемотам, что, тоже разрешили в больнице работать? Всегда острая на язык медсестра, отвесила челюсть, но промолчала. Видимо, глянув в глаза мамы, забыла все гадости
— Перелом лучевой кости в двух местах — сказал привыкший к нам доктор, а потом перевел взгляд на Гошу — Вам не жарко, голубчик, в зимней куртке? Лето на дворе. «Интересно, где он ее взял. Я же вроде по шкафам все распихала» подумала я.
Домой мы вернулись под утро. «Посплю часок, и на работу» — падая в кровать, решила я.
Пахло блинами, медом и кофе. Пупсик вертелся возле плиты, плотоядно облизываясь на миску со сливками, стоящую на столе.
— Иди уж — хмыкнула мама и поставила миску на пол, тут же став любимой подружкой вредного зверя — Хоть ты и Гад, конечно.
Падла доедала блин со сгущенкой. Все семейство сидело за столом, включая и Нгока с Ани, в состоянии нирваны и сыто икало.
— Мама, ну зачем ты, рука же болит у тебя — спросила я, вползая в кухню, укоризненно прожигая домочадцев взглядом.
— А это не я — хмыкнула мамуся — узбек ваш. Тасюшка ему, как сказала, что я руку сломала он и примчался. Хороший мальчик, только немного странный. А мне отец звонил. Сказал, что скучает. Поеду я. Ну и пусть он там с мотором своим корячится, я ж понимаю все.
— Видать здорово, она ночью шибанулась — зашептал мне Гоша, в район челюсти, которой я перемалывала уже третий блин. — Может доктору показать, мало ли, стряхнула чего в голове.
Мама уехала. И я тут же заскучала по ее кипучей энергии, ее выражениям, которым нет аналога ни в одном словаре, и даже по ворчанию. Да, мы все с характером, порой тяжелым, но от этого не любим друг друга меньше или больше. Для меня, она самая лучшая и замечательная, самая красивая и умная, моя любимая мамочка.
