– Ермилина! – Алексей Петрович аж покраснел от напряжения: – Ты что творишь, сумасшедшая?!
Я растянула губы в стороны еще шире и на всякий случай сделала пару шагов в сторону от менеджера. Мало ли, с него станется и в драку полезть, вон как сверкает своими поросячьими глазками. Наверняка уже в уме подсчитывает «убытки» ресторана и свои собственные, моральные.
– Да ладно вам, не произошло ничего страшного, – неожиданно заступилась за меня девушка, что стояла рядом с блондином: – Посмотрите, у вас ковры неровно лежат. Удивительно, как тут раньше кто-то не споткнулся.
Я подняла на неё благодарный взгляд и одними губами прошептала "спасибо", та с улыбкой кивнула в ответ, а у Ростовского заалела даже шея. Он принялся раскланиваться перед гостями, несколько раз подряд извинился, а мне рявкнул:
– Ермилина, что стоишь? Убирай давай!
Я тяжело вздохнула, сдержала так и рвущиеся с языка ядовитые слова и присела на корточки. Пока собирала осколки даже порезалась немного, но только цыкнула и не обратила на это внимания. Голову занимал другой вопрос: интересно, а за пятна на коврах у меня тоже вычтут? Тут уж не то, что с авансом, как бы со всей зарплатой прощаться не пришлось.
– Простите уж, она у нас новенькая, плохо разбирается...
Голос менеджера пробился даже сквозь мою глухую озабоченность финансовыми проблемами. Я недовольно задрала голову и, повысив голос, оскорбленно возразила:
– Что вы врёте? Да у меня стаж побольше вашего будет!
Да еще насколько побольше! Я в этом ресторане уже четвертый месяц работаю, а этот недочеловек пришел две недели назад. Нет, я понимаю, что он выкрутиться хочет, но надо же иметь совесть! Тем более девушка правильно сказала – ковры лежат неровно, а это его, между прочим, задача – следить за залом.
Гостья прыснула, ее парень закашлялся, а блондин едва сдержал улыбку. Только менеджеру было не смешно.
– Ермилина! – рявкнул он, пухлой ладошкой ослабляя тугой галстук. – Замолчи!
– Ой, простите. – я скривилась и едва сдержалась, чтобы не запустить в ненавистного начальника остатками макарон. Они бы сейчас очень мило смотрелись на его оттопыренных ушах и лысеющей голове: – Не хотела задеть ваше оскорблённое самолюбие.
Вру, конечно. Хотела и очень сильно.
Ростовский едва не задохнулся от гнева, но постарался успокоиться и снова натянуть на лицо выражение дружелюбия. Вот только уголки губ едва заметно злобно дергались в нервном треморе.
– На чьё имя заказан столик? – Алексей Петрович улыбался до того неестественно, что я едва сдержала смех.
