— Зря, — недовольно произнес отец, а я, видя его несогласие, произнесла:
— Если ты ему позвонишь в обход меня, мне будет сложно потом тебе доверять. Дай мне обещание, что ты этого делать не будешь.
— Не буду, — недовольно произнес он и уже другим тоном добавил: — Ты пойми, я не давлю на тебя, я только очень хочу, чтобы ты была счастлива, дочка, чтобы выздоровела поскорее. А Макс тебя любит, поднял бы тебя на ноги быстро.
— Пап… — отрицательно покачала я головой. — Со мной это так не работает. У меня другой случай.
— Упрямая, — грустно улыбнулся отец и, целуя меня в лоб, добавил: — Вся в маму.
— Вся в маму, — эхом повторила я и прижалась макушкой к его плечу.
После отъезда отца мои будни превратились в одну сплошную ленту, похожую на временной конвейер, однообразный и не меняющийся, как статичная картинка, освещенная днем и темная ночью. Моя палата, лекарства, запах озона после кварцевания, ежедневный осмотр доктором Митчеллом, процедуры, пусть и полезная, но больничная еда — все это вновь стало моей реальностью. А еще было окно, с унылым осенним пейзажем, но я его воспринимала, как портал в другую жизнь, где я буду здоровой и сильной, где болезнь останется лишь неприятным воспоминанием, которое я с легкостью заблокирую в сознании. Иногда я вставала с кровати и, преодолевая слабость, шаг за шагом, приближалась к окну. Стояла несколько минут, восстанавливая дыхание, наблюдала сверху за машинами и прохожими, которые спешили по своим делам и не знали, что такое болезнь. Потом переводила взгляд в небо, подставляя лицо октябрьским солнечным лучам, и затем так же неторопливо возвращалась к кровати. Эту дорогу я назвала “путь в новую жизнь”. Мне хотелось думать, что это испытание мне было послано для того, чтобы я стала сильнее.
Вот и сегодня я постояла у окна, наблюдая за другой реальностью, и направилась к кровати, когда дверь открылась, и в палату зашел доктор Митчелл со снимками и результатами анализов в руках.
— Здравствуй, Лили. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — аккуратно укладываясь в постель, ответила я и, взглянув на бумаги, спросила: — Ну как? Пациент скорее жив, чем мертв?
— Ты выглядишь лучше, — уклончиво ответил Генри.
— Звучит ободряюще, — улыбнулась я.
— Признаться, ты меня напугала.
— Я не знаю, как это произошло, — в сотый раз начала оправдываться я. — Я соблюдала все ваши предписания…
— Это частые осложнения при травмах грудной клетки, — успокоил он меня. — Организм не справился.
