Политические элиты одобряют правовую теорию «синдрома целевой личности»[68]
За проблемой ошибочного определения роли и значимости персональной информации в рамках алгоритмического управления замаячила, быть может, ещё более глубокая – как эта роль персональных данных отдельного пользователя вообще стала основной задачей проектирования. Некоторые из мудрых критиков удвоили, утроили ставки.
В ряде трудов, разоблачающих надзорный капитализм, можно почерпнуть интересные и важные общие представления о том, как личная информация, индивидуальные профили формируют фундамент непрозрачных прогностических рынков, будто бы запирающих пользователей в королевствах кривых зеркал, настроенных на непосредственную реакцию – от манипуляций потребителями и их желаниями до полицейского контроля в режиме реального времени. Печально, что вычисления планетарного масштаба работают именно с этим. Во многих из разоблачительных работ, написанных, в частности, профессорами Гарвардской школы права, наряду с заботой о таком использовании технологий ощущается ещё более сильное беспокойство из-за того, что вычислительные платформы организуют общество, в котором официальные правовые политические субъекты приписывают себе исключительное право[69]. Не могу отделаться от чувства, что именно такой точки зрения и следовало ожидать от юридического факультета Гарвардского университета.
Поскольку юридический суверенитет проигрывает фактическому суверенитету платформы, поскольку закон проигрывает технологиям и слова проигрывают цифрам, отчего не ожидать, что старейший американский правовой институт мобилизуется на защиту всего официального, либерального, правового, индивидуального и священного в этом контрактном скандале «пользовательского соглашения»? Допустим, они скажут: «Тысяча чертей, формировать принципы суверенитета должны юристы, а не сама инфраструктура; та должна просто отражать первоначальный смысл, санкционирующий её». Ведь именно такую внутреннюю политику и должен, по нашим предположениям, предлагать культурный центр атлантического правового дискурса. Эта теория правовых элит чрезмерно индивидуализирует данные, она прямо согласуется с популистскими протестами. Вместо того чтобы разворачивать механизм в его движении от индивидуализации в верную сторону, она подкрепляет ту базовую логику, которую якобы критикует.
В кругах арт-критиков и критиков дизайна тема слежки стала канонической, ей посвящаются произведения в разных жанрах и поджанрах. Большинство из них исследует способы разоблачения, вывода из строя, свержения и/или повержения технологий слежки во всех их обличьях; множество воспринимающих и упорядочивающих мир технологий определяется ими как её инструменты и, следовательно, как часть большего диспозитива, которому следует противостоять. В большей части это замечательные работы, но попадаются среди них глупые, омерзительные. Последние обычно столь широко трактуют понятие слежки, явно усвоенное из поверхностного чтения Фуко на WikiLeaks, что уже практически любая платформа, основанная на искусственных датчиках, подпадает под него как часть эдипова надзора. Вспоминается лекция на тему «умных городов», где демонстрировался слайд, иллюстрирующий, как научно-технический капитализм дисциплинирует тела/органы посредством слежки и надзора: слева карта лояльности супермаркета с радиочастотной меткой
