И вместо того, чтобы любоваться всей этой невероятной красотищей, которая всецело принадлежала моему мучительному выбору (и о которой всего пару недель назад я и мечтать даже не смела), мое внимание и мысли цеплялись за голос Кирилла Стрельникова в телефонной трубке. Я даже до холодильника прошлась на чистом автомате, лишь вскользь задев довольным взглядом уже освобожденную от защитной пленки кухонную мебель, тут же о ней забывая, как и о продуктах, заброшенных в полупустой двухкамерный рефрижератор прямо, как есть, в одном пакете.
— Ох… Такое сложно обещать. Но… постараюсь сделать для этого все от меня зависящее и возможное.
— Так обещаешь остаться или нет?
— Обещаю.
— И только-только моей?
От такого совсем уж неожиданного вопроса, у меня невольно перехватило дыхание и еще быстрее заколотилось от нешуточного волнения сердце. И не только волнения. Заныло даже внизу живота между задрожавшими из-за резкой слабости ногами. Вот умел Кир подлавливать именно тогда, когда меньше всего что-то подобное ждешь как раз от него.
— Только-только… — черт, мой голос-таки сорвался от пронявших до внутреннего тремора чувств, ударивших в голову и всем уязвимым точкам с не меньшей силой, как если бы я сейчас столкнулась с Кириллом нос к носу.
— Ты не закончила фразу, — похоже и его баритон ощутимо сменил свою тональность на более низкую и… возбуждающе интимную. — Чьей?.. Скажи это.
Я не заметила, как добралась до лестницы и слегка зависла на нижних ступеньках, вцепившись свободной рукой в винтовой изгиб деревянных перил, продолжая лыбиться во все тридцать два, но на этот раз мечтательно кусая нижнюю губу и почти ничего не замечая из окружающего меня буквально в упор.
— Твоей… Только-только твоей.
— Моя девочка…
Ну все. Теперь можно закрыть глаза и тихо скончаться от блаженного счастья прямо на месте, особенно от вибрирующего звучания мужского голоса в голове, под кожей и… в гулких ударах растревоженного сердечка.
— Вот теперь отключаюсь и жду твоего звонка.
Разве так можно поступать с живыми людьми еще и мало что соображающими? Кажется, эта неделя превратилась для меня в новый виток совершенного нового уровня моральных потрясений, от которых я не успевала приходить в себя или находить времени для их глубокого анализа. Да мне и не хотелось сейчас заниматься их критическим разбором, выискивая в них что-то неправильное или несоответствующее действительности. Я даже не хотела думать, насколько глубокими и серьезными были мои чувства к Киру. Мне не нужно было измерять их силу или пределы их воздействия, чтобы понять, чем же таким особенным они отличались от всех моих прошлых чувств к моим бывшим парням, включая того же Глеба. Я знала, насколько они были иными и исключительными еще с нашей самой первой встречи в "Дубае". Просто теперь им дали полную свободу воли, убрав с пути большую часть препятствий и позволив расцвести буйным цветом во всей их неповторимой красе. И, похоже, это был еще далеко не предел.
