Пепе вперёд выехал, шляпу приподнял.
— Прохожие мы! Переночевать пусти!
А хозяин на них смотрит. Кабальерос все верхом, за кобуры держатся, у одного шляпа прострелена, четыре лошади под сёдлами, но без всадников. И дураку ясно, что бандиты. Ружьишко опустил.
— Коней вон там привяжите, — рукой показал.
В дом заглянул на минутку, пока кабальерос лошадей привязывали да рассёдлывали, обратно вышел, всех в дом позвал.
Пепе первым вошёл. А там уже и ужин на столе, и приборы на двоих. Хозяин сам за стол сел, ружьё рядом поставил, Пепе себе каши первому положил, за еду принялся. Там и остальные подоспели.
Вскоре и виски на столе появилось, и карты. В покер стали играть, на деньги. Хозяина ранчо тоже звали, но тот отказался наотрез, сел только в углу тихонько.
Пепе на улицу вышел, воздухом подышать, карты он недолюбливал. Стемнело уже к тому времени. Пепе сигару достал, спичкой чиркнул, и замер вдруг. Возле изгороди — силуэт чёрный, будто человек прислонился и ждёт стоит. Пепе спичку бросил, за обрез схватился, вскинул, курки взвёл, тот даже не шелохнулся. Оно и понятно, мёртвому никакая пуля не страшна.
— Выстрелю, — Пепе только просипеть смог.
Гринго ничего не сказал. Пепе из обоих стволов пальнул, а из изгороди только щепки полетели, да три вороны вверх взмыли, будто и не было там никого. И только Пепе дробовик переломил, чтоб перезарядить, в доме стрельба началась и тут же стихла.
Пепе ворвался туда, обрезом из стороны в сторону поводил, глядит, парни все друг друга перестреляли, и хозяин с простреленной головой лежит. Хавьер один только сидит, руку бинтует, скалится. Заметил его, ухмыльнулся.
— Мухлевали, суки, — прошипел.
Пепе обрез опустил, виски отпил прямо из бутылки. Всё равно в горле сухо было, как в пустыне Чиуауа.
— Это гринго всё, мать его… — просипел, снова виски отпил.
— Да какой гринго! Мерещится тебе всё, Пепе! Ты же его убил давно, своими руками! Совсем с ума сходишь уже…
— Не-е-ет… — Пепе головой помотал, на мертвецов посмотрел.
Шесть трупов за минуту. Бледные все, в крови. Кто-то на стол лицом упал, кто-то на полу растянулся. Пепе перекрестился снова, крестик поцеловал.
— Уходить надо отсюда, — сказал.
— Утром уйдём. Не дури, нет здесь никого. Следы мы замели, — Хавьер ответил.
— Чуйка у меня, — Пепе сказал, но Хавьер только как на дурака посмотрел, и ничего не ответил.
Остались на ферме, разве что мертвецов на конюшню вынесли. Вдвоём остались, решили с рассветом в Мексику возвращаться, потому как вдвоём особо не пограбишь.
