Черниговцы [повесть о восстании Черниговского полка 1826] | страница 57
— А пригонка амуниции! — сокрушенно вздохнул штабс-капитан Кошкарев. — Беда с этими крагами, репейниками да помпонами.
— Да, краги застегивать — пребедовая комиссия! — сказал Толстой, махнув рукой с шутливым отчаянием.
Рядом, в столовой, кто-то заиграл на гитаре сначала тихо, потом все громче и громче. Послышался тенор князя Шаховского, звонко, с изящной картавостью распевавшего на мотив карманьолы[27]:
Остальные подхватывали припев:
В кабинет вошел торопливой походкой Александр Николаевич, куда-то отлучавшийся из дому. Он с таинственным видом отозвал Фонвизина в сторону и что-то сказал ему вполголоса. Фонвизин, сделав серьезное лицо, кивнул головой.
— Заговорщики! — шепнул Толстой, шаловливо подмигивая.
Вскоре появился Якушкин.
— Что же, собираетесь в отставку? — смеясь, спросил его Михаил Муравьев.
— Да, покидает нас, — жалостно сказал Фонвизин. И прибавил, махнув рукой: — Я и сам думаю последовать его примеру.
— Куда ж потом? — обратился Михаил Муравьев к Якушкину.
— Поеду в деревню заниматься хозяйством, — мрачно отозвался Якушкин.
Заговорили об ожидаемом приезде государя и о предстоящих парадах.
— Уж скорей бы конец приготовлениям! — сказал штабс-капитан Кошкарев. — Утомились солдатики: разводы, репетички…
— Есть такие любители, что сами себя инспектируют, — заметил Толстой. — Мало ему развода, так он еще репетички две перед тем закатит. Да как разносит — кричит, будто готовит на смотр самому государю.
— Игра в солдатики! — вдруг заговорил Якушкин с нервным подергиванием губ. — Какие мы граждане, защитники родины? Мы просто игрушка в руках всемогущего деспота…
— Пушечное мясо для Европы! — сердито вставил Михаил Муравьев.
— Военные поселения! — продолжал Якушкин с возрастающим жаром. — Дикая, бредовая мысль загнать весь народ в казармы! Россия стонет, крестьяне умирают с голоду. А вы знаете, что ответил самодержец всероссийский, когда ему доложили, что в губернии неурожай и что поэтому нельзя было выслать крестьян для починки большой дороги? Он ответил: что они дома сосут, то могут сосать и на большой дороге.
Громкий хор в соседней комнате распевал:
Между тем собрались остальные члены тайного общества. Пришел Никита Муравьев. Сверху спустились Матвей и Сергей, жившие тут же, в здании штаба. Александр Николаевич всех известил, что предстоит важное совещание.