Черниговцы [повесть о восстании Черниговского полка 1826] | страница 44

В жаркий майский день Людовик XVIII торжественно въехал в Париж. С ним приехали принцы бурбонского дома и аристократы, некогда бежавшие от революции. Начались приемы и балы при дворе. Вернувшиеся эмигранты образовали какой-то особый слой в населении Парижа и держались в своем замкнутом кругу. Они смотрели на парижан с презрением, а парижане относились к ним с опаской. Ходили слухи о восстановлении феодальных привилегий и об отобрании имуществ конфискованных при революции у эмигрантов-дворян и давно уже перешедших в другие руки. Солдаты, служившие в наполеоновской армии, были переведены на половинное жалованье. Все это тревожило парижан. Но они надеялись на императора Александра.

— Император Александр — вот защитник наших прав! — говорили в обществе.

У Чаадаева Сергей познакомился с Бенжаменом Констаном, известным либеральным деятелем, жившим в изгнании при Наполеоне. Кроме Сергея и Чаадаева, тут были и Матвей с Якушкиным. Бенжамен Констан, человек лет под пятьдесят, с длинными редкими волосами, очень охотно, как бы выполняя этим какую-то политическую миссию, беседовал с русскими офицерами.

— Падение Наполеона, — говорил он, — это урок всем монархам. Прочная власть может покоиться только на конституции, обеспечивающей личную свободу граждан. Личная свобода — это требование нашего века. Наполеон сохранил равенство, но он обезглавил свободу. А что такое равенство без свободы? Это равенство всеобщего рабства. В этом смысле он ученик Робеспьера и якобинцев, несмотря на различие целей. Идеальным правлением является конституционная наследственная монархия, которая одна может оградить личную независимость от насилий многоголового большинства.

— Однако привилегии рождения и богатства тоже нарушают свободу, — краснея, заметил Сергей. Ему было неловко возражать столь знаменитому человеку.

Бенжамен Констан улыбнулся.

— Свобода и равенство не одно и то же, — поправил он. — Привилегии, правда, нарушают равенство, но они никому не мешают спокойно пользоваться личной независимостью, охраняемой конституционным законом. Привилегии ограничивают только право на участие в управлении.

Уходя, он крепко пожал всем руку.

— Радуйтесь, мои друзья, — сказал он, — вы начинаете жить в прекрасное время, не то что мы, старики. Над всеми странами занимается заря свободы. Она засияет скоро и над вашим отечеством. Ваш просвещенный монарх сам приобщит вас к благам свободы и этим избавит от ужасов революции, через которые нам пришлось перейти. Я имел счастье, — добавил он, слегка приосанясь, — говорить с вашим императором. Это самый последовательный либерал, какого я только знаю.