Черниговцы [повесть о восстании Черниговского полка 1826] | страница 28

— Будет и на нашей улице праздник! — подхватили другие солдаты, сидевшие вокруг костра. — Верно сказал Митрий, свое возьмем!

Сергей смотрел на дальнее зарево пожаров, видневшееся над верхушками деревьев, на яркие звезды над головой и на поблекшую комету, которая казалась теперь маленьким туманным пятном. И подобно тому как прежний блеск этой кометы тонул теперь в спокойном, немеркнущем сиянии звезд, так и в душе Сергея прежние тревоги уступали место сияющей радости.

«Да, свое возьмем! — думал он, повторяя слова солдата. — С таким народом не пропадешь, не выдаст. И этот народ мы держим в рабстве, унижаем, бьем палками, сечем на конюшне!» И прежнее чувство жалости, которое он испытывал к народу, сменялось новым чувством — не жалости, а глубокого уважения.

…В середине августа в Царево-Займище, где армия имела роздых, прибыл новый главнокомандующий — светлейший князь Михаил Илларионович Кутузов. Он объехал войска не в виде нового начальника, принимающего команду, но как старый знакомый, давнишний хозяин, который все знает все замечает и видит, что надо и чего не надо. Матвей Муравьев-Апостол стоял впереди, в рядах Семеновского гвардейского полка, около своего взвода. Показав на солдат, Кутузов сказал обращаясь к генералам, но таким звучным стариковским голосом, который в наступившей тишине доходил до последнего ряда:

— Ну, можно ли отступать с такими молодцами!

Не успело замолкнуть прокатившееся по рядам «ура», как в синем небе взмыл над Кутузовым огромный орел и стал кружить над ним. Кутузов обнажил свою белую голову и провозгласил:

— Это царь пернатых приветствует своих собратьев — таких же орлов, как и он!

— Ура! Ура! Ура! — грянуло в ответ.

Неистовый восторг охватил солдат. И вдруг, прорезая общий шум, прозвенел около Матвея, из его взвода, молодой звенящий голос:

— Ты наш орел!

Кутузов посмотрел в ту сторону, откуда послышался голос, и проговорил с грустной стариковской усмешкой:

— Ну, этому орлу уж больше не летать в поднебесье. Вы — другое дело: крылья у вас молодые!

Это было сказано так просто, с таким искренним чувством, что разом у всех дрогнуло сердце и слезы заблестели на глазах. Матвей широко открытыми глазами смотрел на Кутузова, и грудь его содрогалась от сдерживаемых рыданий.

В ночь на 26 августа поднялся сильный ветер и с воем гудел по бивакам, пригибая деревья и раздувая огни костров. По небу мчались черные тучи, между которыми искрились одинокие звезды.

В неприятельском лагере за Шевардиным было шумно. Сквозь тьму ненастной ночи видны были, если взойти на пригорок, передвигавшиеся огни факелов. По ветру доносились резкие звуки труб и восторженные клики. Это сам Наполеон объезжал позиции. Его разноплеменная армия, завлеченная им в глубь чужой страны, нуждалась в возбуждении, и Наполеон не жалел ни вина, ни громких слов, чтобы поднять ее дух.