— Ты что наделал? — наконец сумел сказать я. — Отдай!
— Да все нормально будет, — сказал он, ловко застёгивая штаны одной рукой. — Ты иди, я сам отнесу.
Меня захлестнула паника. Ерундовая, в общем, проблема вдруг показалась настолько грандиозной, что я готов был на всё, лишь бы вернуть свою баночку.
— Отдай! — я протянул руку, но он ловко оттолкнул её в сторону и выскочил из туалета.
Я бросился следом и почти сразу наткнулся на санитара.
— Что тут происходит? — строго спросил он, глядя вслед убегающему парню в пижаме, уносившему мою баночку со своими анализами.
— Баночку… мою… этот…, — я так разволновался, что не мог сформулировать мысль, а санитар с каждым моим бессвязным словом, хмурился всё больше.
Из туалета вышел худенький мужичок, которого я не заметил раньше и словоохотливо принялся рассказывать санитару, как было дело.
— Вот устроили цирк из ерунды, — буркнул санитар, и, обращаясь ко мне, добавил: — Как захочешь — меня зови. Я дам чистую баночку. И не надо так волноваться понапрасну.
Ближе к вечеру палату неожиданно открыли и разрешили всем выйти в коридор, а также посмотреть телевизор в специально отведенной для этого комнате. Я к тому времени устал лежать, а кроме того понимал, что если основная масса отправилась к телевизору, надо следовать за толпой, чтобы как можно быстрее примелькаться и перестать привлекать внимание.
Вместе со всеми я медленно добрел до зала с телевизором и замер в нерешительности, не зная, что делать дальше. Толпа больных вокруг вызывала одновременно сочувствие и отвращение. Многие — как правило жуткого вида старики — сидели на каталках, в грязной или застиранной-перестиранной одежде. Молодежь прятала лица за накинутыми капюшонами спортивных курток, но и при этом я отчетливо видел характерные черты и желтушный цвет лица настоящих наркоманов.
Один из психов подошел ко мне и уставился немигающим взглядом прямо мне в глаза. Мысленно я запаниковал, не зная, что делать, но он, немного так постояв, отошел, так и не сказав ни слова.
Чувствуя безнадёжную тоску, я огляделся вокруг, в надежде увидеть хоть одно нормальное лицо. Но вокруг были только страшные желтушные хари, с глазами навыкате, следами окончательной деградации в протухших взглядах и слюнями, стекающими на небритые подбородки. Это был коллектив, в котором мне предстояло провести, возможно, очень много времени. А то и остаться в нём навсегда.
А значит, следовало искать возможность адаптироваться каким-то образом и здесь.
