«Я – лучший художник в Калифорнии», – похвалила я себя.
Сходство было безупречным. Он даже на бумаге вызывал во мне какие-то чувства. Я не могла любить несуществующего человека, ведь я его даже не знала, он из сна, так что скорее всего я его придумала. А вот его жена Мэган его любила, в которую я во сне перевоплощалась, поэтому ее чувства и воспоминания проявлялись во мне, но, к сожалению, не все, я не могла понять их отношений и ее поступков, а мне очень хотелось. Эта тема меня полностью захватила и затем я приступила к портрету хозяйки – Мэган, делать все равно было больше нечего.
Я вспомнила свое отражение в зеркале моей роскошной спальни в особняке. Как падал свет на мое лицо, когда я включала свет у туалетного столика. Моя внешность и впрямь была хрупкой и какой-то эльфийской: большие глаза, надутые губки, немного капризный взгляд, выдавал такой же по-детски капризный характер, а медно-каштановые волосы, волнами падающие на спину, прятали тонкую и невысокую фигурку до самой талии.
«Ты – красавица, Мэган», – заключила я, закончив портрет.
Мы с ней были не похожи, я все-таки немного выше ростом, да и таких роскошных волос у меня, к сожалению, нет, уже несколько лет ношу одну и ту же стрижку до плеч, часто при работе, когда пишу картины, убираю волосы в хвост. Если уж быть до конца откровенной с самой собой, то я никогда не считала себя красавицей и не понимала, почему мужчины обращали на меня внимание, ведь я для этого ровным счетом ничего не делала. Но они по-прежнему появлялись в моей жизни, влюблялись, а я испытывала муки совести, что не могу ответить им взаимностью. Не знаю, что со мной не так. В то время как мои подруги погружались в романтику со своими реальными ухажерами я, кажется, влюбилась в придуманного.
Через несколько дней меня выписали из больницы. Похожие сны больше не приходили и постепенно я стала забывать об этом. Мои наброски были убраны в стол подальше, чтобы не становиться навязчивой идеей, ведь у меня были другие заказы и нужно было работать. Моя небольшая квартирка на последнем этаже трехэтажного здания, которая также служила для меня мастерской, выходила окнами на широкую дорогу, которая поднималась со стороны Тихого океана и уходила в гору. Мне нравился шум автомобилей, трамваев за окном, нравилась эта бурная и в то же время уютная жизнь в Сан-Франциско и моё милое уединенное гнездышко, в котором я могла заниматься любимым делом. Часто, сидя на подоконнике открытого окна с чашечкой черного кофе, я наблюдала за прохожими, небольшими магазинчиками и кафешками, за всей этой размеренной предсказуемостью и меня это успокаивало.
